Евреи государства Российского. XV – начало XX вв.

Его трагедия «Сульеты, или Спартанцы осьмнадцатого столетия. Историческое повествование в пяти действиях», поставленная на сцене Александрийского театра 30 мая 1809 года, имела шумный успех. Приуроченная к приезду короля греко-албанской республики Сулли, который вместе с Александром I посетил премьеру, пьеса была тем более злободневна, что повествовала о героической борьбе греков-сулиотов, обитавших в нижней Албании, против завоевателей-турок. Успешный исход этой борьбы за независимость не мог не привлечь внимание русского зрителя и, более того, самого царя. Говоря о драматургических особенностях пьесы, исследователи отмечают «экзальтированный патриотизм «неустрашимых греков», экзотичность аксессуаров, введение батальных сцен с хорами и особое внимание к женскому героическому характеру». Последняя партия пьесы обретала свою актуальность именно для российского патриота. Героиня трагедии Амасека, вдохновительница побед над турками, восклицала: «Потомки Лакедемонцев! Достойные братья храбрых Славян! [вот где ключевая идея! —Л. Б.] От собственных дел познавайте, что может произвести единодушный народ при истинной любви к отечеству, – народ, который не хочет быть побежденным, исполнен любви и доверенности к своим начальникам и уповает на Бога! – Поспешим во храм и принесем совокупное благодарение за спасение Отечества».

Автор посвятил эту пьесу известной даме сердца царя, фрейлине М. А. Нарышкиной, и удостоился высшей монаршей милости: был зван в императорскую ложу и получил золотую табакерку с бриллиантами. В спектакле участвовали лучшие петербургские актеры: А. Д. Каратыгина, Е. С. Семенова, М. И. Вальберхова, Рыкалова, Бобров, Сахаров и др. Рассказывали, что когда во время премьеры занавес опустился, правитель Сулли и делегация сульетов поднесли А. Д. Каратыгиной (она исполняла роль Амасеки) драгоценные подарки. «Сия драма есть одно из превосходнейших сочинений в своем роде», – восторженно писал о ней литератор Н. И. Греч. Пьеса не сходила со сцены почти два десятилетия.

Закономерно, что российский патриотизм приводит Неваховича в стан предтечей славянофильства в русской культуре. Еще в 1805 году он защищает от нападок критики стихотворца С. С. Боброва, ученика старовера и архаиста А. С. Шишкова. В статье «Мнение о разборе 2-й песни «Тавриды»…» («Северный вестник», 1805, № 8) он защищает метафорическую усложненность стиля Боброва, ссылаясь на то, что вдохновение не подвластно правилам. А литературовед В. Л. Коровин высказал предположение, что Бобров пользовался советами Неваховича при написании эпической поэмы «Странствующий слепец, или Древняя ночь Вселенной» (1807–1809).

В 1809 году Лев Николаевич сближается и с известным поэтом и драматургом, будущим непременным членом «Беседы любителей русского слова» А. А. Шаховским, и даже живет у него в доме. Шаховской был занят написанием пьесы на ветхозаветный сюжет «Дебора, или Торжество веры» и обратился к еврею Неваховичу именно как к знатоку истории Израиля и Священного Писания. Вот что он потом напишет: «Я почитаю своей обязанностью сказать, что г-н Невахович, сочинитель «Сулиотов», воспомоществовал мне не только своими сведениями в еврейской словесности, но даже он (по сделанному нами плану) написал некоторые явления 1 – го и 2-го действий, переложенные мною с небольшими изменениями в стихи; многие мысли и изречения в роли первосвященика извлечены им из Священного Писания; политическая речь Деборы почти вся принадлежит ему. Итак, я с удовольствием признаюсь пред всеми, что его дарования, сведения и здравый ум много способствовали к успеху пиесы». В основе сюжета трагедии лежит библейский рассказ о подвиге еврейской пророчицы Деборы, избавившей свой народ от ханаанского ига. Однако для русской гражданской и патриотической поэзии начала XIX века библейская и, в частности, ветхозаветная образность приобрели особый смысл и значение. В сознании россиян (особенно накануне Наполеоновского нашествия) состояние гражданской ответственности за судьбу отечества ассоциировалось с Ветхим Заветом, с борьбой древних иудеев за освобождение Израиля. Так само еврейство Неваховича работало на идею русского патриотизма.

А. А. Шаховской

Интересно, что враждебные Шаховскому «арзамасцы»-новаторы приписывали писателю-еврею более значительное участие в создании трагедии. Литератор Д. В. Дашков в язвительной памфлентной кантате «Венчанье Шутовского» иронизировал:

Еврей мой написал Дебору,
А я списал.
В моих писаньях много вздору —
Кто ж их читал?

Примечательно, что эти шутливые строки переписал в свою тетрадь шестнадцатилетний лицеист А. С. Пушкин.