Последовательный отказ и отрицание катарами брака как ловушки Сатаны является еще одним фактом, из числа широко известных. Но важно и то, что брак рассматривается ими не просто как зло, но как совращение и обман духа. Все, что привязывает человека к материальному миру, видится разрушительным, ложным и очевидно порочным — в особенности богатство, брачные узы, беременность и деторождение. Эта тема появляется и у богомилов; автор первого подробного описания дуалистической ереси в Болгарии Космас говорит, что, согласно их учению, Дьявол Мамон, безраздельно правящий этим миром, «велит мужчинам брать жен, есть мясо и пить вино». Таким образом, стремящиеся вступить в брак являются «слугами Мамона», а их дети — его детьми. Иногда даже высказывается мнение, что христианская концепция брака как таинства развилась в качестве реакции на радикальное отрицание катарами предполагаемой ценности брака, не говоря уже о его сакраментальной природе. Но катарское отрицание касалось также и богатства, поглощенности мирским, стремления к власти — всего того, что, с их точки зрения, характеризовало церковь в то время. Именно поэтому столь важно, что матримониальные узы и личное благосостояние было тем, что герои Ибн-Шаббтая отрицают в первую очередь. В обоих случаях бросается в глаза четкое деление на духовную элиту и большинство, поглощенное мирской жизнью и корыстными интересами и ставшее рабами материального. Но если катары отрицали возможность спасения для большинства людей, то текст Ибн-Шаббтая (вне всякого сомнения, будучи значительно менее радикальным) отрицает лишь возможность наличия у большинства каких бы то ни было духовных добродетелей, не касаясь, однако, темы мира грядущего. Тем не менее в обоих случаях обозначена дихотомная картина мира, делящегося на обладающих истинным знанием и ведущих мирскую жизнь, — позиция, радикально отличающаяся и от иудаизма, и от христианства.
Катарский образ мысли — и, в частности, видение материального как ловушки и мучителя духа — наиболее ощутимо в описании Ибн-Шаббтаем того, как мир воздействует на отдельную душу. Еще до начала истории Зераха новелла описывает гибель справедливых и мудрых от рук порочных и невежественных; в живых остается лишь Тахкемони, отец Зераха. Более того, в отрицании брака Ибн-Шаббтаем есть нечто большее, нежели простая неприязнь к женщинам и общественной жизни: для него, как и для катаров, брак представляет собой активный элемент в процессе поимки души, а не просто тяжелое бремя, висящее на ней. Отринутый Ибн-Шаббтаем мир — не просто материален и жесток, но коварен и изобретателен. Как было показано, социальное (являющееся, разумеется, интегральной частью материального мира) стремится совратить и завладеть главным героем и затем довести его до королевского суда. Местные женщины, руководимые Козби и ее мужем, устраивают заговор против Зераха. Его искушают видением эротических отношений, основанных на равенстве, взаимопонимании, взаимном уважении и любви; его обманом склоняют к браку и заманивают в ловушку. В первую брачную ночь его предполагаемая невеста оказывается подмененной злобной и «уродливой и черной» Рицпой. Здесь, как и в катарском дискурсе, материальный мир предпочитает действовать совращением и обманом. Новообретенная жена Зераха — снедаемая жаждой денег и собственности — посредством прямых угроз и сексуального шантажа пытается заставить его действовать против своей совести и даже подталкивает к преступлению. В этот момент пелена самообмана спадает с его глаз. Его волосы седеют, и, как сказали бы экзистенциалисты, приблизившись к более аутентичному пониманию своего подлинного положения в мире, Зерах «разорвал на себе одежды, посыпал голову пеплом и закричал: "Заговор! Обман! Сплошная ложь!"», — но это понимание приходит слишком поздно. Он добавляет, что, вступив в брак, он «отдал свою душу во власть ее врагов и разрушителей», и подобное определение семейных уз как врагов души также стоит отметить.