Читаем Евреи Ислама полностью

Как и для предшествующих столетий, среди многих причин ухудшения еврейской жизни в эту последнюю эпоху Льюис выделяет упадок власти и отсутствие у мусульман уверенности в себе, на сей раз из-за «мертвой хватки» британского, французского и российского вмешательства – словом, западного империализма. Нетерпимость мусульман по отношению к немусульманскому населению – в первую очередь к более многочисленным европейским христианам, но в конечном счете также и к евреям – нарастает прямо пропорционально вновь обретенному влиянию и защите, которые многие немусульмане получают от западных держав. Если что-то из общей «иудео-исламской традиции» еще сохранялось в XIX веке, то Льюис рассказывает скорее о том, что иностранное вмешательство и еврейская восприимчивость к европейскому образованию и модернизации стали вбивать клин между евреями и их мусульманскими соседями. В то же время восточные христиане, стремясь причинить неудобства своим еврейским бизнес-конкурентам, все чаще обращались к антисемитизму в европейском духе. Со своей стороны, евреи Османской империи, в отличие от греков и армян, не соблазнились ни европейским образованием в виде школ, ни другими атрибутами модернизации по крайней мере до конца XIX века; в этом они отличались даже от евреев Северной Африки, живущих в странах под французским колониальным правлением.

В качестве еще одного свидетельства «конца традиции» Льюис отмечает приятие антисемитизма самими мусульманами. Эта тенденция, признает Льюис, развивается по нарастающей из-за восприятия сионизма как угрозы, и проявляется она в пропаганде всех видов – от выступлений политиков до школьных учебников и мультфильмов. Наряду с другими более глубокими причинами упадка их статуса, общего для евреев ислама и других немусульман, палестинский вопрос еще более ухудшил положение евреев, хотя в целом они мало интересовались сионизмом вплоть до всплеска арабского насилия в ответ на рост сионистской угрозы. Отъезд большинства евреев с мусульманских земель в ответ на угрозы и физическое насилие после создания Государства Израиль в 1948 году ознаменовал окончательный разрыв с тем, что еще сохранялось от иудео-исламской традиции.

Книга «Евреи ислама», едва появившись, стала знаковой. На тот момент актуального обзора темы просто не существовало. Более полудюжины переводов на иностранные языки означают ее международное признание. Переиздание спустя тридцать лет после первой публикации свидетельствует об актуальности авторской трактовки спорной темы, трактовки, которая стоит на голову выше как многих исламофобских изображений еврейского опыта в исламском мире, так и чрезмерно радужных рассказов в арабских книгах и статьях, вышедших в свет как до, так и после книги Льюса. Читателям, которым нужен краткий обзор долгой эпохи еврейско-мусульманских отношений, книга понравится, а для более серьезных исследователей, нуждающихся в отправной точке для масштабных и глубоких разработок, станет незаменимым введением в тему [12].

Марк Р. Коэн, профессор кафедры Ближнего Востока в Принстонском университете (США)

<p><emphasis>Глава I</emphasis></p><p>Ислам и другие религии</p>

В том, что касается исламской веротерпимости, как и исламской нетерпимости, бытуют два стереотипа[13]. Первый описывает фанатичного воина, арабского всадника, выезжающего из пустыни с мечом в одной руке и Кораном в другой, рыщущего в поисках жертвы, чтобы предложить ей роковой выбор. Этот образ, ставший популярным благодаря Эдварду Гиббону с его «Историей упадка и разрушения Римской империи»2, не только неверен, но и невозможен, если мы не допустим существование народа всадников-левшей. Левую руку мусульмане обычно используют для нужд не весьма возвышенных, и никакой уважающий себя мусульманин ни тогда, ни теперь не будет возносить Коран левой рукой. Другой образ, столь же нелепый, являет межконфессиональную, межрасовую утопию, в которой мужчины и женщины, дети разных народов и представители различных религий, живут бок о бок в Золотом веке всеобщей гармонии, благоденствуя в обществе равных прав и возможностей и трудясь на благо прогресса цивилизации. В еврейских реалиях второй из этих стереотипов соответствует современной Америке, только еще лучше, а первый – гитлеровской Германии, только еще хуже, если это вообще возможно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное