Разумеется, у всех этих утверждений нет сколько-нибудь серьезных доказательств. Тем не менее тенденция видеть еврейское участие в крамольных идеях и подрывных действиях — что знакомо нам и в другие времена, и в других местах — сохранялась какое-то время и у мусульман. Ярким примером служит опасное восстание дервишей, которое в начале XV века едва не уничтожило зарождающееся Османское государство. Лидером дервишей, которого историографическая традиция обвиняет в проповеди экуменизма и коммунизма, был сын кази
из Симавие (или Симавне), Бедреддин[38]. Его сподвижником — некий Торлак Ху Кемаль, который, по некоторым сведениям, являлся обращенным в ислам евреем и играл особенно зловещую роль53.В наше время аргументация такого рода переключила подрывную деятельность евреев с религиозной на политическую. Таким образом, консерваторы — противники младотурок, особенно в арабских провинциях Османской империи, постоянно акцентировали их предполагаемые еврейские связи, хотя следует отметить, что это обвинение, по-видимому, возникло в христианской Европе. Совсем недавно евреев обвиняли в том, что они несут ответственность за распространение социалистических идей в исламском мире. Эти обвинения прекратились, когда социализм начали считать не угрозой, а достижением, и термин «социалистический» стали добавлять к официальным названиям многих государств и партий. Только противники социализма приписывают признание достоинств социализма еврейскому подстрекательству, но теперь они помалкивают или по крайней мере осторожничают.
Еврей выступает в мусульманском фольклоре не только как демиург-диверсант, но и в другой роли — как окончательный пример смирения и угнетения. В мусульманской литературе распространена такая фигура речи, как изложение события или суждения в гротескной и преувеличенной форме, но, в отличие от западного reductio ad absurdum
(«сведение к абсурду»), это делается не для того, чтобы доказать лживость суждения, а, напротив, показать, что даже при доведении до невероятной крайности оно остается правдой. Еврей, как и чернокожий, иногда используется для этой цели. Примером может служить небольшая история, бытующая о множестве разных мусульманских правителей, иллюстрирующая их заботу о справедливости и уважении закона. В османском варианте это рассказывается так: когда султан Сулейман Великолепный приступал к постройке великой мечети Сулеймание, его планам воспрепятствовал упрямый еврей, владелец участка земли на предполагаемом месте стройки. Он отказался от всех предложений купить у него участок. Советники настоятельно призывали султана конфисковать или по крайней мере принудительно выкупить землю у непокорного неверного, но султан отказался, так как это противоречило бы Божьему закону. Та же история рассказывается суннитами о халифе ‛Умаре, шиитами — о халифе Али и, без сомнения, о многих других правителях — стандартный миф о справедливом правителе. Та же тема иногда встречается в более реалистичном историческом контексте. Эмир Занги, правивший в Месопотамии и северной Сирии в XII веке, получил высокую оценку историков за свое благочестие и восстановление исламских правовых норм: «Даже если бы истцом был еврей, а обвиняемым его собственный сын, он все равно рассудил бы дело справедливо для истца»54. Следующий из этого вывод Гойтейна — что «незащищенный член сообщества второго сорта имел мало шансов на должное рассмотрение своего дела» — может характеризовать не только данный случай, а иметь более расширительное значение. Однако такое положение вещей не относится к Османской империи, где из судебных документов ясно следует, что евреи могли обращатся в суд и часто так поступали, и что им случалось порой подавать иски на мусульман и выигрывать дело55.