Германофобия принимает подчас в Израиле отталкивающие, постыдные формы. Год назад состоялся у нас Международный съезд партизан и организаций сопротивления времен войны. Прибыли греки, французы, бельгийцы, итальянцы… Единственными, кого израильские партизаны отказались допустить на съезд, были их немецкие товарищи — активные участники боев с гитлеровцами, единственная вина которых была в том, что они как немцы принадлежали к „народу убийц“. Это крайний пример, но без преувеличения можно сказать, что для многих германофобов в Израиле явление „хорошего немца“ просто невыносимо… Какая-то из глубины души идущая потребность заставляет их хотеть, чтобы каждый немец был гитлеровцем. Зло должно быть персонифицировано; анализировать, различать — значит снижать ненависть» [101, с. 70].
А им, как изволите видеть, вовсе не хочется «снижать ненависть» и для того персонифицировать и различать.
Марголин находит даже объяснение, как будто даже и объективное: «Каждый, имеющий малейшее представление о еврейской истории, знает, что ее отличительную черту составляет непомерно затянувшееся Средневековье. В Германии Гитлера вулканически прорвалось Средневековье, которое под тонким слоем последних двух-трех столетий дремлет и доныне в глубине европейской цивилизации. Но у евреев Средневековье зримо и ощутимо по сей день на самой поверхности жизни. Легче снять черный кафтан с тела, чем с души. При малейшем потрясении оживают призраки прошлого. Оживает комплекс заклейменного народа» [101, с. 69–70].
Единственная поправка — оживает не Средневековье. По крайней мере, не европейское Средневековье с его уже поголовным христианством, с законами, преследующими индивидуального преступника, а не весь его род и коллектив Бог знает до какого колена. Оживает Древний Восток во всей красе — с кровной местью, устрашающими акциями, с крепостными стенами, покрытыми кожей врагов.
Не хочется очередной раз «обобщать», и потому скажу так: у евреев слабее, чем у христианских народов, выражена «свойственная порядочному человеку склонность взыскательней относиться к себе и ко всему своему, чем к другим и ко всему чужому» [БЭ, с. 48]. У древних иудеев, создавших свою мировую и одновременно племенную религию, было другое понимание порядочности, чем у нашей старшей современницы Доры Штурман.
К сожалению, большинство людей, читающих книги о Холокосте, об истреблении евреев и обо всем, что происходило в лагерях уничтожения, ищет не столько исторических знаний, сколько возможностей пощекотать себе нервы. Эдакий фильм ужасов, действие которого разворачивалось в самой что ни на есть реальности, и не так уж давно. Событие жуткое, как ночной кошмар, но которому есть множество свидетелей.
Но стоит углубиться в вопрос с другими целями, и тут же выясняются удивительные вещи.
Стоит присмотреться — и в нацистской Германии найдется немало людей, которые не убивали, а спасали евреев. По миру в 1993 году прошел фильм Стивена Спилберга «Список Шиндлера», и десятки миллионов людей узнали про этого необыкновенного человека, Оскара Шиндлера.
К сожалению, книга Томаса Кеннели не переведена на русский язык и не издана приличным тиражом. Рассказывают, что во время премьеры «Семнадцати мгновений весны» в зале раздавались время от времени взрывы хохота: так веселило немцев изображение реалий Третьего рейха в этом фильме. Ну, а в книге Т. Кеннели этого нет, там реалии выписаны в полном соответствии с познаниями даже не историка, а очевидца.
Шиндлер действительно поставил себе цель: спасти как можно больше людей еврейского происхождения. И он, выпуская продукцию для вермахта, включал евреев в списки «совершенно необходимых» ему для этого производства людей. Эсэсовцы прекрасно понимали его игру, и как-то один из них даже заявил: что, мол, вы зря стараетесь? У этих людей нет никакой перспективы, мы их все равно поголовно уничтожим, не сегодня, так завтра [103, с. 247].
Интересно, что сами спасенные проявили одно из самых симпатичных еврейских качеств: умение помнить добро. Еще на Рождество 1945 года они подарили ему… золотой браслет. Сделан он был из золотых коронок, вынутых этими людьми из собственных ртов. А когда Шиндлер после войны скрывался в Южной Америке (он ведь работал на нацистское государство, этот ужасный военный преступник Шиндлер!), спасенные им и их дети слали Шиндлеру деньги и продовольствие. Справедливость пришла к нему поздно: истеричная германофобия помешала признать Шиндлера праведником мира до шестидесятых годов. Но люди, которых он спас, признавали его независимо от воли своего государства и от воплей тех, кто хотел только коллективной мести немцам.
Иногда мне кажется, что личные отношения людей — независимо от государств и политических систем — единственный способ сделать все Холокосты всех народов мрачным воспоминанием. Чем-то вроде отвратительной и страшной сказки, приходящей из мглы веков вместе с историями про ассирийцев, римскую работорговлю, колониализм, Одесскую и Киевскую ЧК.