Арестованных выпустили из тюрьмы в праздник Пурим‚ когда евреи отмечают с весельем чудесное избавление народа от грозившего ему уничтожения во времена персидского царя Ахашвероша. И каждый год в этот день велижские евреи вспоминали козни Амана древних времен и козни современных аманов‚ которые хотели их уничтожить, но потерпели поражение. В молитву этого дня они ввели дополнительный стих‚ читали его затем многие годы: «И да будет Мордвинов помянут к добру!»
В 1836 году Николай 1 повелел превратить город Брест в крепость. Многие жилые строения были разрушены, среди них оказались дома еврейского квартала, синагога, а также еврейское кладбище. Полина Венгерова описывала тот день, когда евреям пришлось перенести на новое место останки своих родных:
«Евреи Бреста с ужасом и возмущением услышали о том, что земля, на которой веками покоились останки тысяч людей, будет использована под крепостные сооружения, а старые захоронения со всеми памятниками будут снесены… Все усилия, все прошения, все мольбы оставить мертвых в покое оказались тщетными. Власти были неумолимы, приказали очистить кладбище, и это произошло…
Назначили день не бывалого прежде извлечения трупов. Вся еврейская община, молодые и старые, богатые и бедные в этот день постились… читали псалмы, просили у мертвых прощения, как это делается на похоронах, а затем приступили к скорбному труду. Одно из самых страшных еврейских проклятий: «Пусть земля выбросит его кости!» – и вот все увидели, как оно сбывается. За несколько дней до этого пошили мешочки из серого полотна, чтобы положить в них останки умерших. Маленького мешочка оказалось достаточно, чтобы вместить в него человека, который некогда был, возможно, гордым, самоуверенным, неутомимым в своих желаниях и вожделениях, – всё это стало теперь горсткой праха.
В работе принимала участие вся община. Содержимое разрытых могил ссыпали в мешочки, перевязали бечевкой и сложили на телеги. Здесь все были равны, все чины, звания и положение в обществе… Здесь не одна семья горевала о своих близких – весь народ скорбел об осквернении могил. Телеги покрыли черными платками, кантор прочитал кадиш – заупокойную молитву, и длинная похоронная процессия отправилась из Старого города в Новый. Многие проделали этот путь босиком в знак траура… Солдаты с ружьями на плечах – почетным экскортом – шагали рядом с телегами, толпы горожан следовали за ними в глубоком молчании.
На новом кладбище – у деревни Березовка, в шести верстах от старого города – мешочки с прахом тех, у кого не было надгробных камней, опустили в общую могилу, а останки других покойников захоронили в отдельных могилах под старыми надгробиями… Массовое погребение на новом кладбище закончилось в сумерки, и толпа безмолвно рассеялась. Вечером у нас в доме царила скорбь. Мои родители были потрясены до глубины души, молчаливы и замкнуты. Никто не проронил ни слова, ни звука. Все размышляли о смерти и бренности жизни…
Еще и сегодня можно прочитать на новом кладбище эпитафии на еврейском языке, высеченные на камне несколько столетий назад.
«Здесь покоится великий рабби, гаон и учитель Авраам, сын Давида, бывший раввином в Брест-Литовске, умер в 1742 году».
«Здесь покоится добродетельный рабби и проповедник, наш учитель и наставник Моше… Ушел туда, где свет его мудрости будет светить вечно…»
«Отворите двери и впустите праведника! Здесь покоится знаменитый гаон, усопший Йосеф, сын Авраама, да будет благословенна его память»…»
Людвиг Штиглиц приехал из Германии в Россию в 1803 году, основал банкирский дом «Штиглиц и К°», принял «вечное Российской державы подданство», перешел из иудаизма в лютеранскую веру. Он был одним из самых влиятельных лиц на Петербургской бирже и в 1826 году получил титул барона Российской империи – «за оказание правительству услуг и усердие к распространению торговли».
Штиглиц создал первое в России общество страхования от пожаров – «Санкт-Петербургский феникс», основал в Петербурге крупнейшую по тем временам бумагопрядильную фабрику «Невская мануфактура», стал главным кредитором государственной казны, личным банкиром императора Александра I. Его авторитет был непререкаем, и в газете отметили: «Вексель Штиглица являлся как бы его наличными деньгами, а слово ценилось выше векселя».
Барон Людвиг Штиглиц был награжден орденами Российской империи и вписан в дворянскую родословную книгу Санкт-Петербургской губернии. Он умер в 1843 году; в день похорон – «по Высочайшему соизволению» – закрыли Петербургскую биржу, на похоронах присутствовали министры, высшие чиновники, петербургское купечество. В завещании он написал своему единственному сыну: «Имя, которое носишь, второй для тебя капитал… Сохрани это имя, дабы оно перешло к тем, которых однажды после себя оставишь».