Евреи в годы великих испытаний

22 июня Советское правительство сделало еще один демонстративно дружественный шаг в сторону фашистской Германии. В этот день было опубликовано сообщение ТАСС, автором которого, по мнению дипломатического корпуса в Москве, был сам Сталин. Это сообщение по праву можно поставить в один ряд с печально знаменитым заявлением ТАСС от 14 июня 1941 г. Опровергнув распространяемые на Западе слухи о концентрации в Прибалтике советских дивизий с целью «произвести давление на Германию», в сообщении утверждалось, что «добрососедские отношения, сложившиеся между СССР и Германией в результате заключения Пакта о ненападении, нельзя поколебать какими-либо слухами и мелкотравчатой пропагандой, ибо эти отношения основаны не на преходящих мотивах конъюнктурного характера, а на коренных государственных интересах СССР и Германии»[40].

Гитлеровская дипломатия умело использовала в своих интересах обострение советско-румынских отношений из-за Бессарабии. Формально Берлин не возражал против воссоединения Бессарабии с Советским Союзом. 24 июня Риббентроп представил Гитлеру специальный меморандум по этому вопросу, где ссылался на секретный протокол от 23 августа 1939 г.[41] Но явно желая испортить отношения Румынии с Советским Союзом (а почву для этого давали и ультимативный тон заявления Советского правительства от 26 июня, и угрозы применить силу), гитлеровская дипломатия умело воспользовалась промахами Кремля, взяла дипломатическую инициативу в свои руки и выступила в роли «честного посредника» между СССР и Румынией.

Вечером 25 июня Шуленбург посетил Молотова и от имени Риббентропа заявил: «Германия остается верной московским соглашениям. Поэтому она не проявляет интереса к бессарабскому вопросу… Претензии Советского правительства в отношении Буковины – нечто новое. Буковина была частью австрийской короны… и… никогда не принадлежала даже царской России».

Когда Молотов 26 июня сообщил Шуленбургу, что Советский Союз, идя навстречу Берлину, ставит вопрос лишь о северной части Буковины, тот, следуя инструкциям Риббентропа, тут же поставил вопрос о возвращении Румынии золотого запаса румынского национального банка, переданного в Москву на хранение во время Первой мировой войны. Молотов заявил, что об этом не может быть и речи, поскольку Румыния достаточно долго эксплуатировала Бессарабию.

В итоге действия Кремля в немалой степени способствовали тому, что вместо мирного решения бессарабского вопроса, которое могло бы сблизить обе страны перед лицом угрозы гитлеровской агрессии, произошло обратное. В Румынии еще более пышным цветом расцвел антисоветизм. В румынских правящих кругах многие стали видеть в фашистской Германии союзника против СССР. 7 сентября Антонеску установил в стране при поддержке гитлеровцев фашистскую диктатуру, а затем обратился к Берлину с просьбой о военной помощи и введении в Румынию частей вермахта.

Таким образом, можно констатировать, что «румынская акция» сталинской дипломатии летом 1940 г. закончилась фиаско. Самонадеянность и неуклюжесть действий Кремля привели к тому, что Румыния стала военным союзником Гитлера, а фронт потенциальной агрессии расширился для Советского Союза от Карпат до Черного моря.

О просчетах сталинской дипломатии в результате субъективистских и не соответствовавших реальному положению оценок и решений свидетельствует и еще один эпизод, ставший летом 1940 г. объектом дипломатической переписки между Москвой и Берлином. В связи с вхождением Литвы в состав Советского Союза на повестку дня советско-германских отношений весьма неожиданно встал вопрос о судьбе литовской территории, которая по секретному протоколу от 23 сентября 1939 г. вошла в сферу государственных интересов Германии. В соответствии с протоколом, в этой части территории Литвы советские войска размещены не были. Воздерживалась вводить туда свои войска и Германия.

Однако в начале июля германское правительство напомнило Москве о своем праве установить время, когда Германия сможет занять эту область. «Заявление Шуленбурга, – пишет советский исследователь С. Горлов, – давало основание считать, что Германия намерена приступить к вводу своих войск в эту часть Литвы»[42].