Еврей в России больше, чем еврей, и больше он, чем русский

Крадучись, чтобы никто его не заметил, он пробрался на школьный двор и плюхнулся на ближайшую скамейку. Краем глаза увидел, как шестиклассник, облизывая пальцы, жрал его вату. Никто из гулявших во дворе школьников не обращал внимания ни на обидчика, ни на обиженного.

Женя сидел на скамейке, страдал, размазывал ладонью слезы по грязной щеке и не заметил, как к нему подошел Марик. Он посмотрел на друга изучающе, потом сказал:

– Ты чего ревешь? Вот нюни распустил. Это твоя что ли вата?

– Ага, – ответил Женя, заревев уже громко.

Марик порылся в своем глубоком заднем кармане, достал из него большой ржавый болт:

– Вот, на, держи. Если будут приставать, долбани по морде, сразу отстанут.

И тут что-то в Жене прорвалось. Он вдруг почувствовал какой-то непривычный приступ злости. Вскочил со скамейки, в несколько прыжков пересек двор и под удивленные возгласы ребят, как коршун, набросился на дожевывавшего вату парня.

Сжимая в кулаке болт, он размахнулся и со всей силой стукнул его по уху. Тот, растерявшись от неожиданности, закрыл лицо руками, а Женя в каком-то редком для него исступлении продолжал бить мальчишку в грудь, плечи, голову. Наконец, тот не выдержал и побежал в сторону школы, а ребята из разных классов, обступив Женю со всех сторон, стали расспрашивать, в чем дело. Подошел Марик и с гордостью за своего подопечного объяснил:

– Так ему, гаду, и надо, не будет маленьких обижать.

С тех пор в школе Женю зауважали, и почти никто к нему больше не приставал, хотя жидом обзывали регулярно.

* * *

Вообще-то Женя не должен был так уж сильно голодать, как многие другие в те военные годы, – в их семье были две рабочие и две иждивенческие (для не работавших) продовольственные карточки. Полученные по ним прдукты раздавались всем поровну.

Вот как, например, делил дедушка хлеб – хитро улыбнувшись, он доставал из нагрудного кармана небольшую бечевку, измерял ею длину батона, потом аккуратно складывал свой измерительный прибор вдвое и разрезал хлеб ножом пополам, затем снова складывал веревочку и выдавал каждому по вожделенной четвертушке равных размеров.

Подобного рода дележ однажды использовал и Женя, когда мама как-то, уходя на работу, оставила ему пирожок «с котятиной», как тогда называли некоторые шутники его содержимое. Им маму наградили тоже на праздник в ремесленном училище, где она вела математику и физику.

– Съешь половину, – педагогично сказала мама, – а вторую оставь мне.

Женя тут же слупил свою часть, остальную честно положил в буфет подальше от греха, засунув ее куда-то под чашки и тарелки. Он сел за арифметику, но сделав часть примеров по делению-умножению, подумал: «но мама же сказала, что я могу съесть половину». И, поколебавшись немного, он залез в буфет, достал пирожок и снова его уполовинил.

После этого стал учить пушкинский стих, который был задан на завтра. Давался тот Жене трудновато, а потому он снова задумался, не съесть ли ему еще половинку, «мама ведь сказала».

Он опять преодолел нерешительность, достал из-за столовой посуды оставшийся кусок пирожка и откусил еще половину. Потом долго домучивал «у лукоморья дуб зеленый…», а потом ему так захотелось просто посмотреть на тот оставшийся от пирожка поджарок, что он не удержался. Уж такой красивой, румяной и блестящей была та корочка и так она просилась, чтобы ее хотя бы разок лизнули. Женя взял ее в рот, но тот сам собой неожиданно захлопнулся, зубы сомкнулись, и…

Но никакого нагоняя он от мамы не получил, Придя с работы, она вовсе его не заругала, а понимающе улыбнулась и потрепала по стриженной наголо (от вшей) голове.

Да, худощаге Жене постоянно еды не хватало, ему всегда хотелось чего-нибудь пожевать, эта досадная потребность неотступно следовала за ним и дома, и на улице и в школе. Но особенно его тянуло к сладостям. А те были довольно большой редкостью, даже чай тогда приходилось пить «вприглядку» – то есть, подносить кружку ко рту, не положив в нее кусок сахара, а только глядя на него.

Утолить немного чувство голода помогали еженедельные по воскресеньям посещения местного колхозного рынка, где особенно к удовольствию его младших клиентов бытовало право пробовать перед покупкой приобретаемый продукт. Поскольку продавцам было выгоднее, чтобы эту процедуру выполняли детишки, то вместо толстых пальцев мам и бабушек, именно их тонкие пальчики осторожно погружались в кринки с жидковатой сметаной и сероватым творогом.

А некоторые сердобольные тетки-торговки изредка позволяли ребятам лизнуть и узенькую деревянную щепочку обмакнутую в бутылку молока или подсолнечного масла. Но, бывало, что Жене (вот уж когда была радость!) удавалось даже полакомиться и коротенькой ниткой квашенной капусты или небольшим краешком малосольного огурца.

Подумашь, на жидёнка пописали

Если Женя, в значительной мере благодаря его бесстрашному другу, не так уж много страдал от враждебного антисемитского окружения, то другим еврейским детям приходилось куда хуже.