Евреи в русской армии: 1827—1914.

Столь резкая негативная реакция на рекрутчину была вызвана пониманием — или предощущением — того, что евреи России стоят на пороге (в буквальном и метафорическом смысле слова) нового времени, и это время начнется для них с энергичного и безжалостного эксперимента по преобразованию их тысячелетней социально-культурной жизни. Не столько армии испугались евреи, сколько утраты традиционности, важнейшей своей характеристики и ключевой ценности^{105}. Начинающаяся реформа, растянувшаяся почти на сорокалетний период, была задумана как попытка осовременить слишком отсталое, с точки зрения Николая I, и слишком отличающееся от православного еврейское общество. Другое дело, что в еврейском воображении реформа предстала как агрессивное наступление на традиционные еврейские ценности. Отсюда и вполне объяснимый страх рекрутчины, цепко запечатленный всеми без исключения еврейскими мемуаристами, писавшими на эту тему. Отсюда и попытки решительного противодействия уставу о воинской службе — собственно, началу конца традиционного восточноевропейского еврейства.

Именно эта угроза заставила евреев задуматься не об отмене рекрутской повинности как таковой и не столько о противодействии еще даже и не объявленным реформам, сколько о понятии пикуах нефеш, знакомом любому еврею черты оседлости — от благообразного, помнящего старые польские времена откупщика винных промыслов до последнего нищего, не знающего, с какой стороны открыть молитвенник. В еврейской традиции пикуах нефеш означает «смертельную опасность», подразумевающую необходимость «спасения». Не в смысле метафорического спасения в загробном мире, а в смысле буквального спасения человеческой жизни от угрожающей ей опасности — физической или духовной гибели, плена, насилия, ухода из иудейства. Ради спасения человеческой души еврей должен пожертвовать всем — вплоть до таких священных и незыблемых вещей, как отдых субботнего дня. Пикуах нефеш дохе шабат, — говорит галахическое установление, — «спасение человеческой жизни отменяет [необходимость соблюдения] субботы»^{106}.

На двух страничках частного письма, написанного в 1828 г. одним из богатейших николаевских купцов раввину Ицхаку-Айзику Раппопорту в Бердичев, перехваченного жандармами и весьма коряво переведенного «с еврейского на русский диалект» бердичевским нотариусом, словосочетание пикуах нефеш встречается по крайней мере четыре раза. В письме нет ни слова о рекрутчине, и в целом оно поражает своей бессодержательностью. В нем среди прочего сообщаются некие туманные новости, касающиеся еврейского народа, упоминается как бы вообще сбор денег на народные нужды, говорится о беспокойстве в связи с отсутствием паспорта у проживающего в Бердичеве сына автора письма, о некоей справке о явке в кагал… Казалось, письмо вполне могло быть написано и в начале XIX в., и в конце его, и в начале века XVIII. Тем не менее, как нам представляется, все эти обстоятельства, так или иначе названные в письме то «спасение жизни», то «смертельная опасность», совершенно четко указывают на его главный исторический контекст: прошедший и предстоящий рекрутский набор, сбор средств с целью подкупа государственных чиновников, необходимость обеспечить надежным документом ближайшего родственника, справка о приписке к местному кагалу, дающая освобождение от рекрутчины по месту жительства. Вероятно, словосочетание пикуах нефеш было на устах у многих — именно оно и открывало кошельки толстосумов и заставляло семьи ремесленников отдавать последние гроши. Речь шла о спасении еврейских душ — так что евреям было, что называется, не до жиру. Тем более что планы Николая — судя по всем внешним признакам — были более чем серьезны.

Рекрутский Устав