Евреи в русской армии: 1827—1914.

В напряженной атмосфере шпиономании и юдофобии евреи по необходимости должны были оказаться в числе главных виновников военных неудач. Отнюдь не отличавшийся трезвым отношением к евреям главный протопресвитер русской армии вспоминал с некоторой иронией: «Если в постигших нас неудачах фронт обвинял Ставку и военного министра, Ставка — военного министра и фронт, военный министр валил все на великого князя, то все эти обвинители, бывшие одновременно и обвиняемыми, указывали еще одного виновного, в осуждении которого они проявляли завидное единодушие: таким “виноватым” были евреи»^{1046}. То, чего так настойчиво требовала черная сотня с конца 1910-х годов, должно было вот-вот свершиться. Получив донесения Верховного главнокомандующего Янушкевича о еврейском шпионаже и дезертирстве, военный министр написал на его докладе: «Пора евреев убрать из армии»^{1047}. Однако и на этот раз решение принято не было.

Выводы

Прошло почти полвека яростных и продолжительных атак на Военное министерство, прежде чем русским консерваторам удалось решительно утвердить на повестке дня вопрос об отмене прав и привилегий военнослужащих-евреев. Если принять во внимание все антиеврейские распоряжения, официально либо подзаконно принятые в армии с 1874 г. по 1912 г., можно смело утверждать, что усилия ультраправых увенчались успехом. Их попытки натравить армию на еврейское население также оказались продуктивными^{1048}. Тем не менее их цель — изгнать евреев из армии — не была реализована ни в малейшей степени. Это обстоятельство представляется противоречащим элементарной логике: ведь мы уже убедились, каким мощным влиянием пользовались государственные и высшие военные чиновники, поддерживавшие идею об изгнании евреев из армии в самом Военном министерстве и за его пределами. Что же их в конце концов остановило?

Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо решительно переосмыслить позицию Военного министерства и оценку его «еврейской политики». На фоне событий идеологической жизни России последних двадцати пяти лет существования империи позиция Военного министерства выглядит умеренно-консервативной, в каких-то случаях откровенно центристской, а вовсе не ультраправой — особенно на фоне того факта, что Военное министерство даже не потрудилось отразить результаты анкеты 1912 г. в новом воинском уставе и не снизошло к оголтелым призывам Маркова 2-го, Пуришкевича, Замысловского и К^о изгнать евреев из армии. В то же время гораздо труднее определить, по каким причинам Военное министерство придерживалось своеобразной «золотой середины». Пожалуй, военный историк заметит по этому поводу, что после 1907 г. Военное министерство попыталось решительно самоустраниться от противостояния между властью и обществом, заняв прагматическую, профессионально ориентированную позицию. В этом смысле прагматической была и его «еврейская политика». Специалист по политической истории заметил бы, что в целом отношение российского правительства к национальным меньшинствам и «инородцам» было чем-то промежуточным между умеренно и радикально консервативным. Социальный историк предположил бы, что позиция Военного министерства отражает характерную для последних лет империи атмосферу бессилия, нерешительности и страха перед принятием ответственных решений.