Положение с недоборами еще более осложнилось в разгар Крымской войны, когда в одном только 1854 г. было произведено три рекрутских набора. Именно тогда, между 1853 и 1856 гг., а не на всем протяжении николаевского царствования, как полагали раньше историки, во множестве появились
Нет сомнений, что восторг и обожание, которое адресовали евреи России вступившему на престол Александру II, были связаны не столько с реформой еврейского образования, допуском евреев в высшие учебные заведения, разрешением некоторым группам евреев «водворяться на постоянное жительство» за чертой оседлости или окончанием Крымской войны, сколько с отменой штрафных и усиленных рекрутских наборов, тяжелейшего бремени николаевской эпохи, — о ней было объявлено в специальном манифесте, опубликованном 26 августа 1856 г., через двадцать девять лет после введения рекрутчины{144}
.Община — общество — армия: новые веяния
В 1860—1870-е годы армия оказалась предметом живейшего интереса еврейских обществ. В какой-то мере этот интерес был вызван эпохой великих реформ, воспринятых большинством евреев России как предзнаменование грядущего еврейского равноправия. Мысль об обещанном гражданском равенстве воспламенила воображение русских евреев, и они с нескрываемым энтузиазмом принялись доказывать, что они — настоящие патриоты отечества, бесспорно заслуживающие равных прав со всем населением империи. Уважение евреев к армии, важнейшему из атрибутов русской государственности, — вот что должно было, по мысли еврейской общины, убедить русское общество в глубочайшей еврейской лояльности.
Совпавший с шумным успехом панславистской идеологии и войной за освобождение славян (Русско-турецкой войной 1877–1878 гг.) патриотический порыв русских евреев проявился во всех областях жизни: в новой русско-еврейской прессе, в акциях еврейских общинных деятелей, в энтузиазме еврейских мальчишек, сменивших страх перед армией на щенячий восторг{145}
. Намекая на прежние отношения общины и армии, «Рассвет» писал, что новые общественные настроения, бесспорно, подскажут русским евреям, что им следует исполнять воинскую повинность добровольно и с любовью наравне со всем русским народом{146}. Некто Хаим Фукс из Херсона, блестящий самоучка, бредивший военной службой, написал письмо Александру II, умоляя допустить его к экзаменам в военное училище; и хотя эта привилегия предоставлялась исключительно крещеным евреям, Фукс получил разрешение, за которым последовал и государственный пансион, покрывающий плату за обучение{147}.Выходившая на трех языках — идише, русском и иврите — русско-еврейская пресса широко освещала военные вопросы. В эту пору евреи оказались жадными читателями русских газет, рассказывающих о событиях недавней Крымской или современной им Балканской войны; точнее сказать — слушателями, толпящимися вокруг своих соотечественников, владеющих русской грамотой и пересказывающих-перетолковывающих события военной хроники на всем им понятном идише{148}
. Ежедневная газета Военного министерства «Русский инвалид», редактируемая полковником Главного штаба Петром Лебедевым, впервые в русской прессе опубликовала целую серию филосемитских статей, чем немало вдохновила еврейский патриотический порыв{149}. Как это случилось с офицером Дубовым, одним из главных героев романа Льва Леванды «Горячее время», русские военные заново открыли для себя русских евреев{150}. Вскоре после окончания Крымской войны «Русский инвалид» решительно высказался за пересмотр общепринятых предубеждений по отношению к ним: