Евреи в русской армии: 1827—1914.

Деятельность Шомрей эмуна строилась по тем же принципам, что и любое другое общество еврейского самоуправления в черте оседлости. Жребием выбирали трех солдат, ответственных за назначение двух старост. Старосты назначали двух «хранителей» — один отвечал за хранение устава (shomer ha-pinkas), другой за общественную кассу или казну (shomer heshbon). Последний занимался еженедельным сбором средств (tsedakah) среди солдат полка и евреев местных общин. Члены общества платили пять копеек еженедельных пожертвований в кассу общества. Старосты следили за поведением членов Шомрей эмуна и отвечали за выполнение пунктов устава. Они же устраивали собрание членов общества — обсудить, что делать с нарушителями устава или как помочь нуждающимся солдатам. По уставу, старосты с одинаковым рвением пресекали попытки отклонения еврейских солдат от законов еврейской традиции (Торы) и от уложений воинской службы (названных в пинкасе «законами Царя»). На старосту также были возложены обязанности штадлана, отстаивающего интересы еврейских солдат перед начальством: «Если вдруг по жребию выпадет одному из членов общества стоять в карауле или же исполнять [запрещенную] работу в субботу или по праздникам, староста должен пойти к офицеру и умолять его отпустить избранного жребием солдата, чтобы тот смог отдохнуть в субботу или на праздник. Мы должны пользоваться любой представившейся нам возможностью, чтобы упрашивать офицера отпустить его»^{290}. Хранитель казны всецело отвечал за общественные расходы. Занесенное в пинкас требование полной отчетности по расходам общества лишний раз свидетельствовало, что как в черте оседлости, так и в армии еврейские организации принимали необходимые меры против финансовых злоупотреблений.

Обратим внимание на три особенности Шомрей эмуна. Прежде всего, в отличие от многих других классических обществ еврейского самоуправления, Члены этого общества считали себя не частью от целого, но целым: полноправной еврейской общиной. Об этом говорит употребление в уставе термина кагалену и кагал (т. е. «наша община» или попросту «община»), вместо привычных хавурену или хавура («наше общество» или «общество»). Шомрей эмуна, таким образом, не представляло еврейскую общину, но заменяло ее^{291}. Вторая особенность, логически продолжающая предыдущую, заключалась в том, что Шомрей эмуна вбирало в себя функции практически всех разнообразных еврейских обществ, действующих в Царстве Польском или черте оседлости (за небольшими исключениями)^{292}. Общество Шомрей эмуна отвечало и за пидион швуим (выкуп пленников и арестантов), и за бикур холим (посещение больных), и за гемилут хесед шел эмет (погребение умерших), и за гемилут хасадим (беспроцентные ссуды). Кроме того, Шомрей эмуна действовало еще как обыкновенное молельное общество, особенно после того, как его члены обзавелись собственным свитком Торы^{293}. Иными словами, все те функции, которые были распределены между десятками различных добровольных обществ одного или нескольких местечек черты оседлости, были представлены вместе под одной крышей Шомрей эмуна. Наконец, общество отвечало за все 613 заповедей, а не только за некоторые из них, подобно обществам «Читающие псалмы» или «Ухаживающие за больными»^{294}. В этом смысле Шомрей эмуна на полстолетия опередило возникновение обществ ортодоксального еврейства в самом конце XIX — начале XX в., названных впоследствии Mahzikei ha-Dat, «укрепляющих веру». Разумеется, самым удивительным в истории Шомрей эмуна была его жизнеспособность: несмотря на все военные катаклизмы, несмотря на жесткое ограничительное законодательство, на текучку, вызванную каждым новым набором, когда состав общества полностью сменялся, общество продолжало существовать и действовать. В этом смысле Шомрей эмуна обнаруживает два удивительных качества еврейских солдат: их общинный характер, их традиционалистское упорство, если не упрямство, и в то же время удивительную гибкость и умение адаптироваться к негостеприимной среде^{295}.

Еврейское образование солдатских детей