Еврейская диетология, или Расшифрованный кашрут

В данном случае Тора предельно четко характеризует данный запрет как диетарную заповедь, стоящую в числе тех, которые даны только еврейскому народу и от исполнения которых все остальные народы мира совершенно свободны…

Но действительно ли в данном случае речь идет именно о козленке? На иврите слова «Не вари козленка в молоке матери его» звучат как «Ло тивашель гди бэ-халав имо». Но дело в том, что «гди» – слово многозначное. Да, оно наиболее употребимо в понятии «козленок», но в принципе может означать еще сосущее вымя любое кошерное домашнее животное – козленка, теленка, ягненка. И не случайно в Септуагинте – первом переводе Священного Писания с иврита на греческий, осуществленном 70 еврейскими мудрецами, слово «козленок» при переводе одного из вышеприведенных отрывков с легкостью заменяется на слово «ягненок» (греч. Arnos).

Из всего вышесказанного видно, что на самом деле крылатое выражение «Не вари козленка в молоке матери его» вошло во многие языки именно в таком виде просто благодаря неточному переводу. В этом смысле куда более точно (но и, согласитесь, увы, куда менее поэтично) эта фраза звучит в переводе Пятикнижия, выполненном Арье Ульманом: «Не вари мясо животного в молоке его матери».

И отсюда становится окончательно ясно, что в оригинальном тексте Торы данный запрет распространяется не только на козленка и козье молоко, но и на всех остальных домашних животных. А так как обычно молоко, надоенное от разных самок, смешивают в одной посуде, то практически никогда нельзя наверняка сказать, что данное молоко принадлежит именно данной корове, данной козе или данной овце. Таким образом, запрет приобретает общий характер, и его троекратное повторение в Пятикнижии всегда трактовалось евреями как запрет, включающий в себя три разных категорических запрета: запрет варить вместе мясное и молочное и хоть как-то участвовать в их варке; запрет употреблять в пищу любые блюда, в которых используются сваренные вместе мясные и молочные продукты, а также запрет вообще как-либо использовать сваренные вместе мясные и молочные продукты – еврей не имеет права накормить такой смесью даже бродячую собаку.

И то, как ревностно евреи исполняли запрет на смешение в пище мясных и молочных компонентов, расширяя его границы, всегда вызывало недоумение и у их соседей-неевреев, и у серьезных исследователей Библии, пытавшихся найти объяснение этой странной заповеди и тому огромному значению, которое придают ей евреи.

Что общего у Авраама с Одиссеем

Наиболее известной попыткой объяснить истоки заповеди «Не вари козленка в молоке матери его» и по сей день остается статья крупнейшего английского этнографа и историка религий Дж. Дж. Фрэзера «Не вари козленка в молоке матери его», вошедшая в изданную в 1918 году его книгу «Фольклор в Ветхом Завете». В сущности, все появившиеся впоследствии так называемые исследования на эту тему представляют собой лишь те или иные вариации этой работы, считающейся классической. Рассматривая заповедь «Не вари козленка в молоке матери его», Фрэзер находит массу параллелей между ней и суевериями, свойственными различным пастушеским племенам Африки.

«…Например, у мусульман Сьерра-Леоне и соседних местностей, – пишет он, – коровье молоко и масло составляют важный предмет питания, но они никогда не кипятят молоко, боясь, что оно пропадет от этого у коровы, а также не продают его тому, кто стал бы это делать…»

Итак, мы видим, что у названных туземцев предрассудок о вреде кипячения молока основан на симпатической магии. Молоко, даже отделенное от коровы, не теряет своей жизненной связи с животным, так что всякий вред, причиненный молоку, симпатически сообщается корове. Отсюда кипячение молока в горшке равносильно кипячению его в коровьем вымени, то есть иссяканию самого его источника. Такое объяснение подтверждается поверьем марокканских мусульман, у которых, впрочем, запрещается кипятить коровье молоко только в течение определенного времени после отела. Они полагают, что «если при кипячении молоко сбежало и попало на огонь, то у коровы заболеет вымя, либо она перестанет доиться, либо молоко ее будет нежирным. Если же молоко случайно попадет в огонь, то корова или теленок, скорее всего, околеет…»

Приведя множество таких примеров, Фрэзер вроде бы окончательно убеждает и себя, и читателя в том, что заповедь «Не вари козленка в молоке матери его» является отголоском самой что ни на есть пещерной, первобытной симпатической магии и незачем к этому делу примешивать Господа Бога. Однако, будучи честным исследователем, Фрэзер понимает, что встречающийся у многих отсталых племен запрет на кипячение молока все же не равнозначен еврейскому запрету. Ведь Пятикнижие отнюдь не запрещает кипятить молоко; более того – многие молочные блюда еврейской кухни делают процесс кипячения молока неизбежным. Нет, Пятикнижие запрещает именно варить козленка в молоке…