Еврейская и христианская интерпретации Библии в поздней античности

«Между Мною и сынами Израилевыми». Но не между Мною и народами земли. «Это — знамение на века». Здесь говорится, что суббота никогда не будет отнята от Израиля. И поэтому получается, что все, за что евреи полагали души свои, сохранено им. А то, за что евреи душ своих не полагали, не осталось у него. Таким образом, Суббота, обрезание, изучение Торы и омовение, за которые он (народ Израиля. — Примеч. пер.)души положил, сохранено им. Но Храм, гражданские суды и субботние и юбилейные годы, за которые евреи не положили свои души, не сохранены им

(Мехильта, Шаббат 1).

Толкования, которыми начинается этот отрывок, представляют собой отрицательные заключения, выведенные из библейского стиха, — то, что Писание утверждает в положительной формулировке, используется в мидраше для выведения отрицательного заключения. Однако язык мидраша в высшей степени полемичен. Он делает акцент на уникальности Израиля и на его вечной связи с субботой. Суббота была дана не на ограниченный период времени, но навсегда. Может быть, автор хотел вступить здесь в полемику с христианскими доказательствами, подобными выдвинутым Юстином? Так как толкование придерживается буквального смысла стиха, я бы поостерегся давать окончательный положительный ответ на этот вопрос, хотя сам склонен считать именно так. Остальная часть интерпретации говорит в поддержку той точки зрения, что этот отрывок является реакцией на аргументы христиан.

Суббота, обрезание и изучение Торы, несомненно, были теми тремя вещами, за которые Израиль был готов отдать жизнь, особенно если понимать выражение натну эт нашфанкак «жертвовали свои души» [96], то есть израильтяне умирали за эти постановления. Где в этом списке омовение? Рассмотрим, например, известный отрывок, толкующий три слова из Десяти Заповедей (Мехильта, Баходеш, 6):

Рабби Натан говорит: «"Любящие меня и соблюдающие заповеди Мои" — это израильтяне, которые остаются в земле Израиля и полагают души свои (нотнин эт нафшан)за заповеди: за что ты идешь на казнь? — за то, что я обрезал сына своего; за что ты приговорен к сожжению? — за то, что я читал Тору; за что тебя ведут на распятие? — за то, что я ел пресный хлеб; за что тебе дают сто розог? — за то, что я взял лулав

(во время праздника Кущей. —

Примеч. ред.)» [97].

Этот источник ценен для нас по двум причинам. Во–первых, в нем выражение нотнин эт нафшаниспользуется, несомненно, для обозначения понятия «умирать за что–либо». Во–вторых, когда рабби Натан перечисляет заповеди, за которые Израиль отдавал свои жизни, он не включает омовение. Действительно, во всем корпусе таннаической литературы мне не удалось обнаружить ни одного подобного примера такого использования слова «омовение» [98].

Я не намерен преуменьшать важность обрядов ритуальной чистоты [99]Согласно одному источнику, известно, что «очищение распространилось в Израиле» в эпоху Второго Храма [100]. Даже после разрушения Храма некоторые мудрецы, которые не были священниками, приняли на себя обязанность соблюдать обряды чистоты, касающиеся пищи, первоначально возложенные только на священников. Может ли полемический тон, который, как мы видели, характерен для текста Мехильты, когда она затрагивает вопрос о субботе, служить объяснением того, почему омовение появилось в перечне установлений, за которые народ Израиля отдавал свои жизни? Это как бы говорит, что ритуальное погружение в воду всегда занимало центральное место, и евреи в такой же степени были готовы отдать свои жизни за него, как за хорошо известные заповеди субботы, обрезания и изучения Торы. Этот обряд не является специфической чертой новой религии.