Читаем Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины» полностью

Наконец, в Сечь является первый еврей-купец: это был Майорко Майоркович. Он приехал, очевидно, еще в значительной степени с целью рекогносцировки. Он привозит от имени своих компаньонов и всего уманского кагала новый гостинец кошевому (полотно и т. д.) и получает от кошевого новое, еще более решительно формулированное, разрешение и приглашение еврейским купцам вступить в торговые связи с Сечью. В письме подчеркивается, что для них открыты не только пределы запорожских земель, но и сама Сечь, что они могут здесь как продавать, так и покупать и менять товары. Кошевой писал (в апреле 1772 г.): «что ж предлежит до продолжаемого з вашей стороны в запорожские приделы купечества, то как прежде от нас к вам писано, так и через сие подтверждаем, дозволяем чтоб все з вас желающие внутр приделов запорожского войска комерцию иметь в оные запорожского войска приделы [приезжали]. Коли ж ви паче в самую Сечь запорожскую надобние разных рук товары привозили, так там не только сходственно збувать будут, но и вдалую себе з тамошнего продукту разность выменою и за деньги доставать и в свои места отвозить могут… и хто из уманського кагалу сюда соберется с товарами, тот должен взять провожатых». Очевидно, у кошевого явилась даже мысль сделать этого Майорку чем-то вроде уполномоченного или посредника в этом торге. В черновике этого письма зачеркнута фраза, где сказано, что «желающие жиды ехать в Сечь с товарами могут явиться в оного Майорка»[85].

Этими документами исчерпывается вся, так сказать, «официальная часть» дела. Но в архиве сохранился еще один документ уже «полуофициального характера», который объясняет энергию атамана Калнишевского, с которой он, как мы видим, устраивал это дело. Упомянутый Майорка должен снова приехать в Сечь с товарами. Так как в это время кошевой находился в отъезде, то он особым письмом предупреждает войскового судью Косапа о предстоящем приезде Майорки, просит оказать ему всяческое содействие, сообщая, между прочим, что водка, которую привезет еврей, «проторгована» им самим. Вместе с тем он дает также дружеский совет судье: попытаться продать Майорке шерсть. «Возна когда у вас есть, то думаю, что сей Майорка заплатит»[86]. Из ответа судьи видно, что он воспользовался этим советом[87].

Начинается еврейский торг с Сечью.

Было бы ошибкой думать, что специальный конвой, предупреждение и т. д. не были в привычном порядке вещей в торговом обиходе Запорожья. Надо вспомнить особые условия «быта» польской запорожской пограничной полосы. «Дикое поле», отделявшее «Запорожские вольности» от польской границы, пугало не только евреев, у которых кровавые воспоминания о колиивщине были еще совсем свежи.

В Сечи еврейские купцы должны были встретиться с довольно многочисленной колонией иностранного купечества, должны были как-то освоиться и приспособиться к своеобразному, сложившемуся здесь, торговому быту, весьма необычному, требовавшему особых навыков и особого подхода.

В самой Сечи, кроме ретрашемента, где стоял небольшой русский гарнизон, и ряда куреней-казарм, в которых жили казаки-сечевики, был форштадт, где в то время было до трехсот дворов и значительное число лавок — не менее ста[88]. Эта часть Сечи называлась «крамным базаром», лавки и шинки, расположенные здесь, принадлежали либо куреням, либо проезжим купцам; тут же на базаре было жилище базарного атамана и войскового кантаржея (хранителя весов и мер)[89]. Неказачье население Сечи (купцы и ремесленники и т. д.), так называемые «люди, питающиеся своими промыслами», жили в форштаде[90].

В многочисленных лавках сечевики находили необходимые предметы питания и обихода. «Претерпевали бы казаки недостаток в съестных припасах, если бы соседи со всех сторон к ним потребного не привозили, или из казаков не было бы таких, кои купечеством промышляли. В крепости на площади построены были торговые ряды, в коих находились, кроме хлеба, муки, круп, мяса, масла, меду и протчих съестных припасов, всякие шелковые и шерстяные товары, полотно, мягкая рухлядь, золотые и серебряные позументы и проч. В шинках продаваемо было вино, водка, пиво и мед»[91].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии