Еврейские народные сказки. Том 1. Сефардские сказки

Ангел Смерти из-за двери сказал:

— Это ты, Илия-пророк? Угадай, как я узнал тебя через дверь?

— Ты мог разглядеть меня через щель в замке.

Ангел Смерти: Твоя жена родила!

Илия-пророк: Мазаль тов!

Ангел Смерти: Близнецов!

Илия-пророк: На то Божья воля.

Ангел Смерти: Один из них умер.

Илия-пророк: Долг возвращен. Бог дал — Бог взял.

Ангел Смерти: Другой заболел. Отчего?

Илия-пророк: Оттого, что потерял брата.

Ангел Смерти, видя, что ему не удается перехитрить Илию-пророка, выманить его из дома и войти внутрь, исчез, словно дуновение ветра.

КОММЕНТАРИЙ К СКАЗКЕ 17 (ИФА 7000)

Рассказано Сол Оконос, иммигранткой из Салоник, и записано Шломо Апауфом.

Культурный, исторический и литературный контекст

Сюжет сказки выстроен вокруг трех сюжетных линий: поиск нужного количества еды для религиозного праздника, ассоциация Илии-пророка с пасхальной трапезой и битва Илии-пророка с Ангелом Смерти за душу человека.

Празднества на Песах

В еврейском календаре есть два семейных праздника — еженедельная суббота и ежегодный Песах, которые связаны с заботами о поиске приемлемого количества пищи определенного свойства. В раввинистический период было еще одно событие, канун Йом Кипура, когда требовалась особая праздничная мясная пища (ВТ, Псахим 109а; Мишна, Хулин 5:3). Хотя еда и питье являются неотъемлемой частью многих праздников, в легендах заботы о пропитании чаще всего касаются субботы и Песаха и редко — кануна Йом Кипура. Фиксирование такого рода сказок началось еще в талмудическую эпоху, и сюжет этот продолжал появляться в устных и письменных источниках более поздних периодов.

Нарративы Талмуда и мидрашей тесно связывают две фигуры с приготовлением пищи на субботу: это Иосиф — любитель субботы, вымышленный герой, который появляется в эталонной народной сказке, и Ханина бен Доса, набожный ученый I в.н. э. История об Иосифе — любителе субботы — вариация фольклорного сюжета 736 «Перстень Поликрата», встречающейся в Вавилонском Талмуде (Шабат, 119а) и во многих более поздних собраниях сказок [1]. По одной из версий, события разворачиваются во время подготовки к трапезе в канун Йом Кипура (МР, Быт. 11:4,92). Аналогично история о Ханине бен Досе впервые появляется в Вавилонском Талмуде (Брахот 17Ь, Таанит 24Ь-25а), а затем во многих собраниях сказок [2].

В двух альтернативных версиях этой истории вместо Ханины бен Досы в сказке фигурирует рабби Шимон бен Халафта, танай, живший во II в.н. э. Одна из версий повествует о приготовлении еды на субботу (МР, Исх. 52:3), а другая — для пасхальной трапезы (МР, Руф. 3:4; Мидраш на Псалмы 92:8) [3]. Хотя данная история не вполне соотносится с историческим становлением трапезы как центрального события празднований Песаха, она отображает растущую народную озабоченность достаточными запасами подходящей снеди.

Илия-пророк на трапезе

Со времен Средневековья образ Илии-пророка как главного подателя пропитания для праведных бедняков закрепился в еврейских рассказах и религиозных гимнах. История про Илию-пророка, который убедил бедняка продать самого себя в рабство, а затем мистическим образом построил дворец его хозяину, впервые появляется в книге «Хиббур яфе ме-га-йешуа» («Изящное сочинение об избавлении»), написанной в XII в. рабби Ниссимом бен Яаковом ибн Шахином из Кайруана [4]. Эта история стала основой для популярного гимна «Иш хасид хайя» («Жил да был праведник»), написанной Ессеем бар Мордехаем (XII либо XIII в.), которую поют в вечер субботы.

В арабской традиции существует аналог этой сказки у аль-Талиби (961-1038) [5]. В еврейской традиции данный сюжет вплетается во множество других народных сказок, в которых Илия-пророк выступает в роли подателя пищи и гаранта благосостояния. Самый первый из подобных рассказов можно найти в Библии (1 Цар. 17:8-16). В период Талмуда и мидрашей образ Илии-пророка как волшебного помощника был несколько позабыт, но лишь для того, чтобы снова стать популярным в Средневековье.

С ритуальной точки зрения присутствие Илии-пророка на пасхальной трапезе никак не связано с его ролью пропитателя, но обращается к другому традиционному аспекту его образа. Более того, любое упоминание о пророке на пасхальной трапезе — относительно позднее, основанное скорее на популярных рассказах, нежели на умозаключениях авторитетных раввинов. Тем не менее и истории про празднование Песаха либо как праздника опресноков, либо как праздника пасхальной жертвы (Исх. 12:1-14, 15–20), и самые ранние библейские истории об Илие-пророке (3 Цар. 17–19, 21; 4 Цар. 1:3–2:18) не содержат ни единого намека на связь между пророком и праздником. В литературе Талмуда и мидрашей, в которой Илья-пророк присутствует повсеместно, его тоже не ассоциируют с празднованиями Песаха.