Еврейские народные сказки

Наконец, неизвестно откуда, раздался тихий, но внятный голос Шхины:

— Да. Здесь.

И суд начался.

— Истец! В чем твоя жалоба на Бога и чего ты требуешь?

Реб Нохемце начал так:

— Я обвиняю Бога в несправедливости. Руками земного царя Он обрек на неимоверные страдания целый народ, в том числе сотни тысяч людей, которые ни в чем не повинны: женщин и грудных детей. Он обрушил Свою месть не только на виновных, на грешников, но и на праведников, что является нарушением законов Торы. Я обвиняю Бога в клятвопреступлении: Он поклялся в своем благоволении к избранному народу, а вместо этого избрал его для поголовного бедствия. Я обвиняю Бога в том, что Он подстрекает людей ко злу: повелевая им любить ближнего, Он принуждает людей к ненависти к нашему народу, ибо приказ царя сеет ее в сердцах всех его подданных.

Потому я от имени всего народа определяю действия Бога как явную несправедливость, идущую вразрез с уже установленными законами, и я основываю свое обвинение на таких-то и таких-то священных книгах, таких-то и таких-то главах, на таких-то и таких-то страницах. Исходя из этого, я требую, чтобы злая гзейра была отменена!

Реб Нохемце закончил. Судьи посовещались, и реб Элимелех сказал:

— Ответчик! По закону мы должны выслушать вторую сторону. Тебе принадлежит слово. Говори.

И голос, струящийся откуда-то сверху, произнес внятно и раздельно:

— Большая часть Моего народа погрязла в грехах. Я Бог мести, и Я мшу. Смертному не дано отменить Мое повеление.

И снова молчание, свинцовое, тяжелое молчание, которое было нарушено ребе Элимелехом:

— Суд удаляется для размышления и вынесения решения.

Три дня размышляли, обсуждали и решали судьи: привлекали цитаты, ссылки и аналогии, горячо спорили, доказывали, пока наконец не пришли к единому выводу:

— Признать, что злая гзейра, изданная с соизволения Бога, обрекает весь народ, включая и сотни тысяч ни в чем не повинных людей, на нечеловеческие страдания; признать, что гзейра является нарушением великого закона справедливости; признать, что гзейра является жестоким нарушением великого закона любви.

Признавая все это и обвиняя Бога в несправедливости, мы, суд людей, основываясь на Божеских и человеческих законах, требуем от Бога отмены злой гзейры.

Так этот псак-дин был сформулирован, записан сойфером на пергаменте и скреплен подписями всех трех мужей — членов священного трибунала — ребе Элимелеха, ребе Шнеур-Залмана и ребе Дов-Бера, после чего подписанный пергаментный свиток был торжественно помешен в орн койдеш среди свитков Торы. Через тридцать шесть часов гзейра была отменена.

75. Отвергнутая невеста

Вот истинная история, которая случилась с одним хасидом по имени реб Ойзер. В детстве он был обручен с одной девочкой. Случилось, однако, так, что он, вопреки народному обычаю, расторг помолвку и не попросил у невесты прощения. Люди, правда, говорили, что он просил у нее прощения, но она его не простила. Так или иначе, но когда через много лет реб Ойзер женился, он был жестоко наказан: Господь не дал ему детей. Не помогали никакие средства, никакие благословения. В городе уже кое-кто начал называть его Ойзер-бездетный. И вот в один прекрасный день Ойзер поехал к самому люблинскому цадику. Приехал, дал габаю пятьдесят два рубля и сказал чудотворцу:

— Ребе! Я не уйду отсюда до тех пор, пока вы мне не пообещаете, что у меня будет ребенок.

Люблинский цадик велел ему ехать в Балту, больше ничего не прибавив.

Приехал реб Ойзер в Балту, а там в это время большая ярмарка. Бродит он бесцельно среди людей — сам не знает, кого и чего ему нужно. Вдруг столкнулся в толпе с одной нарядно одетой еврейкой. Сделал он поспешно два шага в сторону, но в эту минуту услыхал, как женщина эта сказала, обращаясь к своей спутнице:

— Смотри, и сейчас он от меня убегает, а ведь когда-то был моим женихом.

Посмотрел реб Ойзер на эту женщину и вздрогнул: это ведь его бывшая невеста. Тут он рассказал ей о своей жизни, о своем несчастье, постигшем его из-за того, что она тогда не простила ему измены и позора. У женщины злорадно блеснули глаза. Видно, рассказ о его горе доставил ей большое удовольствие. Стал реб Ойзер упрашивать свою бывшую невесту помочь ему в его горе. Пусть, мол, она его простит. А он готов дать ей все, что она пожелает, — деньги, наряды, дом. Но женщина от всего отказалась, ей, дескать, ничего не надо, она ни в чем не нуждается. Ни словом не заикнувшись о прощении, она, однако, сказала, что есть у нее одна просьба. В городе Сувалки живет ее брат, а у него дочь на выданье. Она просит его поехать туда и дать племяннице пятьсот червонцев в приданое. И с этими словами она дала реб Ойзеру пятьсот червонцев.

И тут эта женщина вдруг исчезла.

Обрадовался реб Ойзер поручению. Приехал в Сувалки, нашел брата своей бывшей невесты и его дочь, передал им деньги и тут только узнал о том, что его бывшая невеста умерла десять лет тому назад и похоронена на кладбище в Сувалках.