Скупой богач однажды пригласил к себе ойрахом на субботу Шлойме Людмирера. Изголодавшемуся Шлойме больше всего приглянулась свежая, пухлая, ароматная хала. Он налег на нее изо всех сил.
Богач видит, что еще не начали есть, а уже полхалы исчезло в утробе ойраха, и решил намекнуть ему:
— Реб еврей! Знаете, это очень дорогая хала, она в два раза дороже обычной!
— Она таки стоит этих денег, — ответил Шлойме.
У Шлойме был заимодавец, которому он давно был должен двадцать рублей и с которым никак не мог рассчитаться. И действительно, откуда у бедняка Шлойме деньги? А заимодавец прямо покою не давал Людмиреру: на базаре, в синагоге, у раввина — где бы он его ни встретил, сразу требовал свои деньги.
Однажды заимодавец явился к Шлойме домой и стал требовать, чтоб тот немедленно с ним рассчитался. А Шлойме стоит, улыбаясь, и только молча качает головой. Это еще больше вывело заимодавца из себя, он стал топать ногами и стучать по столу с криком: «Мои деньги, мои деньги!» — так что ветхий стол едва-едва не развалился.
А Шлойме все улыбается.
— Ты еще смеешься надо мной?! — вскричал заимодавец.
— Да не над вами, — ответил Людмирер, — а над вашим способом получать деньги, требуя их от стола. Этот стол у меня уже тридцать лет. Если бы я знал, что в ответ на удары он даст денег, поверьте мне, он давно был бы расколот в щепки.
Шлойме Людмирер состоял членом благотворительного общества «Ахносас кало». Он часто ходил по домам и собирал пожертвования на приданое для бедных девушек. И если уж Шлойме брался добыть приданое, то невесте не о чем было беспокоиться — приданое будет!
Однажды к Шлойме обратился приятель, такой же бедняк, как и Шлойме, у которого была дочь на выданье, дескать, подвернулся жених, а приданого нет. Что делать?
Шлойме Людмирер не заставил себя просить дважды, взял палку и пошел по местечку собирать пожертвования.
Приходит он к богачу-скряге реб Менделю. Отказать Шлойме богач побоялся, дать наличными — пожалел. Вот он и говорит:
— Я дам десять рублей, но не сейчас, а ближе к свадьбе.
Шлойме заставил его в том поклясться и ушел довольный.
Но надо же было случиться несчастью: невеста вдруг заболела, проболела несколько дней и умерла.
Богач Мендель, услыхав об этом, плакал, но в душе был рад — избавился от долга.
Ровно через неделю Шлойме явился к богачу и стал требовать обещанные десять рублей.
— Как? — закричал реб Мендель. — Невеста ведь умерла!
— Ну и что ж с того? — хладнокровно сказал Шлойме. — Почему вы хотите быть ее наследником?
В бес-медреше долгим зимним вечером собрался у печки тесный кружок вокруг Шлойме Людмирера. Начался жаркий спор на вечную тему: богатство-бедность. Один сетовал на то, почему Бог одному дает все, а другому — ничего, другой возмущался тем, что Господь, установив праздники, не дает бедным евреям возможности соблюдать их, как это предписано Торой, то есть устраивать обильную трапезу.
— Надо бы уничтожить бедность, — сказал третий.
— Ша! У меня есть план, как сделать так, чтобы всем было хорошо — и богатым, и бедным, — вмешался четвертый.
— А ну, скажи, какой план?
— А вот какой: надо, чтобы все до единого люди внесли в общую кассу все свое имущество и брали бы оттуда потом каждый по своим потребностям. Уверяю вас — всем хватило бы.
— Правильно. Вот это план! — зашумели все и, обращаясь к молчавшему Шлойме Людмиреру, спросили: — Ну, Шлойме, что вы скажете об этом?
Поглаживая бороду, Шлойме Людмирер ответил так:
— Ничего не скажешь, хороший план. Но в чем заковыка? В том, чтоб все были согласны. Надо суметь уговорить людей внести в общую кассу свои деньги. Знаете что? — Тут он обратился к предложившему план: — Давайте разделим усилия: я берусь уговорить бедных — их больше, а вы уговорите богатых — их ведь меньше.
— Шлойме, — спросили однажды Людмирера, — что вы предпочитаете — богатые похороны или богатое обрезание?
— Разумеется, обрезание! — ответил Шлойме.
— Почему?
— Очень просто. При богатом обрезании есть еще надежда, что будут богатые похороны. А после богатых похорон уж точно ничего не будет.
Однажды в синагоге заспорили: какая нация самая великая? Одни говорили: еврейская — сам Бог ее избрал; другие, мол, ничего подобного — русская: русские все герои и храбрецы; третьи утверждали: английская, Англия — владычица морей; четвертые настаивали: немецкая — у немцев машины…
Один только Шлойме Людмирер, усмехаясь, качал головой:
— Вы все не правы: все нации ничто пред той, которую я имею в виду.
— Ну, если ты такой умный, Шлойме, то скажи!
— Очень просто: самая великая нация — это ассигнация!
Усталый, голодный, в истрепанной одежде, забрел Шлойме Людмирер в одну корчму. Видит Шлойме, что хозяина нет, в корчме осталась только его жена, и Шлойме решил поживиться. Он был наслышан о том, что хозяева корчмы славятся по всей округе тем, что ни разу не подали нищему ни копейки.