Еврейские погромы и национализм (СИ)

Сразу после смерти Столыпина генерал-губернатор Трепов выступил со специальным обращением к жителям Киева: «всякие насилия и беспорядки мною будут подавляемы самым решительным образом». Монархический Союз Михаила Архангела также выпустил воззвание, призывающее всех «сохранять на улицах самый строгий порядок и восстановлять таковой в случае малейшего его нарушения». Перед тем, в С.-Петербурге анархист Богров пытался получить санкцию на теракт от ЦК ПСР, обратившись за посредничеством к масону Самуилу Кальмановичу. Через еврея Кальмановича шла передача самых конфиденциальных сообщений между деятелями радикальных партий [«Убийство Столыпина. Свидетельства и документы» Рига: ИнфА, 1990, с.14, 134-136].

Все подлинные усилия монархистов в пользу законности и благочиния игнорировались не желающей считаться с реальной жизнью монархистов либеральной пропагандой. Так, в одном письме неизвестного автора, отправленном из Киева в Версаль, утверждалось, будто Богров «побоялся еврейского погрома, который был обещан «союзниками» в случае малейшей попытки покушения», а после ранения министра на патриотическом митинге призывали к погрому, и «союзников» разогнала полиция.

Убийца Столыпина ни разу не произносил ничего подобного. Во всех его следственных показаниях сказано, что он опасался погрома только за убийство Монарха, в то время как от выстрела в П.А. Столыпина еврея Богрова ничего не отвратило. Приведённая запись об угрозе мщения со стороны Союза Русского Народа, обещанной даже до совершения самого теракта, за малейшую попытку злодеяния, оказывается очередным враньём в интересах революции.

4 сентября 1911 г. из Киева фрейлине Е.П. Васильчиковой в С.-Петербург писала её знакомая: «мужа я почти не вижу, он всё время среди своих националистов, где много работы, чтобы энергично противодействовать погромному настроению толпы. Власти же думают только о предотвращении погрома». В этом частном письме, не адресованном для публики, как и в не предназначенном для печати письме Бутми, подтверждалась программа убеждений, проводимая в монархической прессе. Указывалось и на отсутствие разницы в постановке целей между охранительными мерами правительства и активностью монархических сообществ: «большая ошибка считать националиста погромщиком».

В другом письме за 5 сентября действительно осведомлённый автор устанавливает, кто являлся источником угрозы в Киеве: «низы ждут погромов, вчера даже была попытка произвести его на Софийской площади», погром предотвратила приезжая московская полиция, не киевская (автор узнал такие подробности, «толкаясь между народа и прислуг»). Вот разница между фантастической беспредельностью вольных антимонархических вымыслов, произведённых согласно устоявшейся погромной мифологии, в сравнении с результатами усилий, приложенных для выяснения конкретной ситуации.

Есть ещё несколько авторов писем, одинаково ожидающих погрома после отъезда из Киева Императора, и никто из них не связывает угрозу насилия с монархическими организациями. Например, киевский профессор В.Н. Перетц: «ждём погрома 8-го. Говорят, грабежей не будет, будут убивать. Об этом говорят открыто лавочники, базарная толпа» [«Тайна убийства Столыпина» М.: РОССПЭН, 2011, с.670-676].

Последняя передача базарных настроений фиксирует разницу погромных мотивов в зависимости от обстоятельств: грабежи устраивают в интересах наживы под предлогом вражды к евреям, а одни убийства – в качестве кровной мести за еврейские преступления. В обоих случаях наблюдается отсутствие должной вероисповедной, монархической и националистической сознательности, недостаток которой под воздействием революционных провокаций всегда приводит к всплеску насилия.