Еврейские погромы и национализм (СИ)

В 1905 г. «большинство еврейских товарищей приветствовало погромы, как “популярный революционный протест”». В первое время революционеры не видели контрреволюционного характера погромов. «Они были загипнотизированы видом восстания масс», приняв его за народный протест против экономического угнетения, осуществляемого евреями [Louis Harap «1905 Jews and Revolutionaries» // «Jewish Currents». 1973. Vol. 27. P. 16-17].

Антисемитом называют Андрея Желябова. Георгий Гапон тоже проявлял ненависть «к еврейству и его способностям всё захватить и использовать» [В.И. Шубинский «Гапон» М.: Молодая гвардия, 2014, с.73, 112].

Екатерина Брешко-Брешковская за глаза Азефа, до его разоблачения, когда в ЦК ПСР ему целиком доверяли, называла жидовской мордой [А.И. Спиридович «Записки жандарма» М.: ХЛ, 1991, с.158].

Такие сведения исходят не исключительно от защитников Самодержавия, наиболее надёжно свидетельствуют революционеры. В переписке за 1913 г. Рутенберг фактически обвинял террориста Савинкова в юдофобии: «об антисемитизме говорить с тобой будем ещё», «под шевелюрой у тебя всё устроено по Маркову II-му» [В.И. Хазан «Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту» М.: Мосты культуры, 2008, Т.I, с.494].

Уже в пору Гражданской войны П.Е. Дыбенко большевики звали «партизан-антисемит» [В.А. Шишкин «Россия в годы “великого перелома” в восприятии иностранного дипломата (1925-1931)» СПб.: Дмитрий Буланин, 1999, с.92].

Очень важное наблюдение без всякой задней мысли передают анонимные воспоминания социал-демократа про 1896-97 г. на Юге России: еврейские рабочие «восприимчивее русских к освободительным идеям». «Встречаясь же с местной украинской интеллигенцией, я был поражён необычным для меня, северянина, юдофобством, каким была пропитана даже радикальная часть её» [«Исторический еженедельник», 1907, март, №1, с.5].

Таких настроений хватало и в Петербурге. Профессор Н.И. Бугаев, отец поэта Андрея Белого, считал евреев врагами рода человеческого [Б. Натанс «За чертой. Евреи встречаются с позднеимперской Россией» М.: РОССПЭН, 2007, с.279].

А.И. Герцен не только в философских произведениях 1840-х негативно оценивает еврейство в целом, но и в 1860-е в переписке проявляет бытовой антисемитизм, как находят юдофилы, с успехом изыскивающие такие настроения у множества левых писателей [С.Ю. Дудаков «История одного мифа. Очерки русской литературы» М.: Наука, 1993, с.260].

В романе за 1894 г. П.Д. Боборыкин описал «общество так называемых интеллигентных людей» в Москве, где оказывается, сравнительно с 1870-ми годами, широко распространился антисемитизм. Одним из прототипов профессоров-антисемитов называют А.Н. Бекетова, учителя А.Н. Краснова и друга Д.И. Менделеева [С.Ю. Дудаков «Парадоксы и причуды филосемитизма и антисемитизма в России» М.: РГГУ, 2000, с.319].

Поэт Андрей Белый, который вспоминал, что взрыв дачи П.А. Столыпина воспринял «с мрачным восторгом», увлёкся сочинениями расиста Шмакова. В октябре 1911 г. А. Белый признаётся, что читает толстую книгу «Свобода и евреи» Шмакова, которая в расширенном виде выйдет ещё через год под названием «Международное тайное правительство» – еврейское правительство, конечно. «Ты не думай, что я стал черносотенец. Но сквозь весь шум городской и деревенскую задумчивость всё слышней и слышней движение грядущее рас. Будет, будет день, и народы, бросив занятия, бросятся друг друга уничтожать. Всё личное, всё житейски пустое, как-то умолкает в моей душе перед этой картиной; и я, прислушиваясь к шуму времени, глух решительно ко всему» [Андрей Белый и Александр Блок. Переписка. 1903-1919. М.: Прогресс-Плеяда, 2001, с.416].

Первая мировая война не приводила к уничтожению народов, оно не могло начаться без смены монархических режимов – истребление народов всегда проводится согласно революционной идеологии. Если Великая война 1914 г. и дала пример попытки народоубийства, то его дали младотурки – победившие перед началом войны революционеры и масоны.