Еврейские погромы

Впрочем, почему надо включать в число погромов только простонародные, откровенно рабочие или крестьянские движения?! В логике Григория Соломоновича и любой из многочисленных заговоров царских офицеров против советской власти, в том числе «дело Таганцева», по которому убили Николая Гумилева, — тоже типичные погромы, учиненные зловредным отсталым народом назло прогрессивной интеллигенции.

Правда, о Николае Гумилеве спел другой русский еврей, Александр Городницкий:

Революция способна убивать своих поэтов
И уже поэтому от погрома едва ли отличима…

Позволю себе не согласиться с Александром Георгиевичем только в одном: Николай Николаевич Гумилев никогда не был поэтом революции. Вот что безобразие 1917-го — суть чистейшей воды погром — тут сложно спорить.

Но для Померанца все наоборот. На примере его высказываний вообще хорошо видно, какой жутчайший туман царит в голове человека даже очень умного, но находящегося в плену отвлеченных идей, почти не имеющих отношения к реальности. Октябрьский переворот и деятельность ЧК для него — это «революционный прогрессивный террор интеллигенции», а вот все Белое движение — это, вероятно, тоже растянувшийся на годы и годы погром — ведь белые отрицали право интеллигенции на «революционные эксперименты», да еще были врагами и в огромном числе — жертвами того самого «революционного террора».

Самая возможность зачислить Н. С. Гумилева, поэта класса А. С. Пушкина и А. К. Толстого, в ряды «отсталого народа» должна, вероятно, служить разве что симптомом, объектом профессионального интереса психиатров. Но в конце концов, мало ли кто и что пишет. Странно, что кто-то в состоянии воспринимать эти тексты Г. С. Померанца хотя бы относительно серьезно.

А такие, как ни удивительно, встречаются! Есть даже родственные высказывания: «Главной трагедией русской революции было то, что в ней столкнулись разные революционные утопии, и бескровная война утопий обернулась войной реальных миров — города и деревни»^{225}.

Вот оно, где зло-то затаилось! Будь в России к 1917 году одна только революционная утопия, причем городская, естественно, и была бы не революция, а прямо-таки идиллия, бескровная и замечательная. Впрочем, как там насчет террора, неизбежного с этими скотами?!

А я наивный: мне-то все казалось до сих пор, что «главной трагедией русской революции» (как и всех остальных революций) было столкновение «революционной утопии» с миром нормальных людей, совершенно неодержимых утопиями…

И сегодня, через век после трагедии, Краткая еврейская энциклопедия сообщает только, что «текст опубликованной в лондонской газете «Таймс» телеграммы Плеве… большинство исследователей считают подложным»^{226}. Эдак осторожненько. Но продолжается вал пропаганды: «В апреле 1903 года новый министр внутренних дел В. Плеве организовал при помощи своих агентов погром в Кишиневе»^{227}. И даже похлеще: «Организуя погромы… власти хотели физически уничтожить как можно больше евреев»^{228}.

В литературе, рассчитанной на массового еврея, доводится увидеть и такое: погром — это «нападение нееврейской толпы на еврейское поселение с целью грабежа и убийства евреев»^{229}… Круто!

Естественно, разделяют старую байку про погромы Геллер и Некрич^{230}.

Но и тут не имеет смысла сводить все к мнениям евреев. «Проявлением ненависти к евреям стали погромы…Между 1881 и 1914 годами примерно 2,5 миллиона восточноевропейских евреев эмигрировали в США, но также в Британию и Палестину»^{231}.

Или вот: «Перед Первой мировой войной более миллиона евреев, исполненных отвращением к непрерывно усиливающейся сегрегации, приведенные в ужас погромами (самый знаменитый из них — Кишиневский погром 1903 года — показывает, что вину за тогдашнее усиление антисемитизма в народе несет правительство), покинули империю»^{232}.

Издавая книгу А. И. Солженицына «Октябрь Шестнадцатого», немецкое издательство в 1986 году упоминание Кишиневского погрома комментирует так: «Тщательно подготовленный двухдневный еврейский погром. Министр внутренних дел Плеве дал указание губернатору в случае погрома не пытаться сдержать его силой оружия»^{233}.

Приходится согласиться с А. И. Солженицыным: «Лжеистория Кишиневского погрома стала громче его подлинной скорбной истории»^{234}. Революционное движение России было частью социалистического движения всей Европы. Позиция русских левых находила полное понимание у левых в Европе, и левые готовы были вставать на сторону «своих» в России — будь то евреи или русские.