Еврейский камень, или собачья жизнь Эренбурга

Р.Ф. Толивер и Т.Дж. Констебль используют хартманновский стиль атаки. Сюжетная подводка к общеизвестным событиям, мгновенно вброшенные в контекст обвинения и столь же внезапный уход от необходимости их подкрепить какими-нибудь серьезными фактами. Что и говорить! Стиль Хартманна его панегеристами выдержан отменно. Сейчас невозможно объяснить, почему особую ненависть у Р.Ф. Толивера и Т.Дж. Констебля вызвал именно Илья Эренбург.

Затхлый текст

«Деспоты, которые обращают миллионы добрых по природе людей в жестоких зверей, в современных условиях не могут обходиться без помощи пропагандистов — специалистов по созданию мифов и легенд, которые выдаются за правду. Геббельс выполнял эту роль в нацистской Германии. Илья Эренбург был советским Геббельсом. Красная армия потому начала свои зверства против немецкого гражданского населения, что Эренбург поднял настоящую истерию, призывая к мести.

От русских солдат требовали убивать фашистов, где только они их встречают, а также „брать гордых немецких женщин“, чтобы забыть о тяжести сражений».

Прибавлю к этому тексту, отдающему затхлостью, несколько слов. Неплохо изучив в 70-х годах военную публицистику и, в частности, все, что вышло из-под пера Эренбурга, я ни разу не наткнулся на столь нелепый в устах советского писателя призыв. О гордости немецких женщин Эренбург никогда не обмолвился ни одним словом. Он никогда не говорил, что отношения с лишенными воли женщинами помогают забыть тяжесть сражений. Подобные выходки вообще не были в стиле фронтовой прессы. Я не в состоянии указать также статью или листовку, в которой бы — хотя бы отдаленно, хотя бы намеком — писалось что-либо похожее. Даже обстановка «холодной войны», национальная неприязнь и неприятие коммунистической доктрины не должны были, по-моему, подпитывать иссохшую клевету, напоминающую не только гитлеровские измышления, но и поклепы на Эренбурга некоторых доморощенных нацистов.

Нет, тут что-то иное, какая-то иная ложь. К эксцессам, которые случались, например, в Восточной Пруссии, публицистика Эренбурга не имеет ни малейшего отношения. Я полагаю, что эскапада американских апологетов майора Хартманна уходит своими корнями в случай, описанный Милованом Джиласом в книге «Беседы со Сталиным», весьма популярной в миновавший конфронтационный период.

Второстепенное?

Вот как передает слова Сталина бывший правоверный югославский коммунист, которому нет оснований не доверять:

«Да. Вы, конечно, читали Достоевского? Вы видели, какая сложная вещь человеческая душа, человеческая психология? Представьте себе человека, который проходит с боями от Сталинграда до Белграда — тысячи километров по своей опустошенной земле, видя гибель товарищей и самых близких людей! Разве такой человек может реагировать нормально? И что страшного в том, если он пошалит с женщиной после таких ужасов? Вы Красную армию представляли себе идеальной. А она не идеальная и не была бы идеальной, даже если бы в ней не было определенного процента уголовных элементов — мы открыли тюрьмы и всех взяли в армию. Тут был интересный случай. Майор-летчик пошалил с женщиной, а нашелся рыцарь-инженер, который начал ее защищать. Майор за пистолет: „Эх ты, тыловая крыса!“ — и убил рыцаря-инженера. Осудили майора на смерть. Но дело дошло до меня, я им заинтересовался и — у меня на это есть право как у Верховного главнокомандующего во время войны — освободил майора, отправил его на фронт. Сейчас он один из героев. Воина надо понимать. И Красная армия не идеальна. Важно, чтобы она била немцев — а она их бьет хорошо, — все остальное второстепенно».

Так вещал Верховный главнокомандующий — Человек у руля. Однако статьи Эренбурга не могли послужить основанием для подобного рода эксцессов. Он призывал сражаться с фашистами, а не насиловать женщин. Он показал звериное обличье захватчиков, но вовсе не требовал от солдат расправляться с мирным населением.

«Немного позже, — продолжает Милован Джилас, — после возвращения из Москвы, я с ужасом узнал и о гораздо большей степени „понимания“ им [Сталиным] грехов красноармейцев. Наступая по Восточной Пруссии, советские солдаты, в особенности танкисты, давили и без разбора убивали немецких беженцев — женщин и детей. Об этом сообщили Сталину, спрашивая его, что следует делать в подобных случаях…»

Что же ответил Человек у руля? Он ответил: «Мы читаем нашим бойцам слишком много лекций — пусть и они проявляют инициативу!»

Публицистика Эренбурга, направленная на уничтожение нацизма, не была и не могла быть по своей природе подспорьем для реализации сталинской точки зрения. Она не могла толкать людей на такого рода эксцессы. Благородная ярость и благородная ненависть лежали в ее основе. А война без ненависти аморальна. Это не устаревшее мнение и вполне совместимо с профессионализацией армии.