Еврейский легион

Нити мысли Зангвилля, хотя и приходили часто к выводам, которые ничего не стоили, но всегда действовали возбуждающе на слушателей и заставляли их самих думать. Это качество называется «имбирем», чем-то, что дает неинтересному блюду пикантный бодрящий привкус.

Любопытный маленький факт, неизвестный даже многим филологам: на «иврит» или, во всяком случае, на иврите Талмуда есть слово «зангвилл» и оно значит «имбирь».

Я вспомнил на этой неделе об одном из этих разговоров с Зангвиллем, когда прочел о предполагаемом принудительном переселении 250 000 германцев из Тироля. Иностранцев тоже изгоняют, но я не думаю об этом, я говорю о тех 250 000 итальянских граждан, с немецким языком и национальностью, которым Италия, согласовав этот вопрос с Германией, теперь приказывает эмигрировать из страны, где они родились, и отправиться или в Германию или в Африку.

Газеты недоумевали относительно причин для подобного соглашения. Я не вижу загадки, по-моему, вопрос вполне ясен. Германия все еще была должна Италии концессию за ее первые услуги — за то, что она не мешала «аншлюсу» Австрии, и со времени той услуги Италия оказала еще несколько услуг и пока еще не получила ничего взамен.

С другой стороны не секрет, что многие итальянцы сильно подозревают, что может быть окажется не очень здорово иметь общую пограничную линию с Германией в особенности, когда нацистские ораторы так громко кричат о том, что Германия должна, в конце концов, поглотить каждый кусок земли, который когда-либо принадлежал Австрии. Южный Тироль тоже некогда принадлежал Австрии.

Поэтому нет никаких сомнений в том, что наступил момент, когда Муссолини сказал Гитлеру; «Ты должен теперь деть мне ясное доказательство того, что Германия никогда не будет иметь никаких претензий на Южный Тироль. Правда, ты сказал это, но слов недостаточно. Ты должен помочь мне ликвидировать самый корень германского ирредентизма — ликвидацией германского меньшинства в Южном Тироле так, чтобы не осталось и следа от этой проблемы».

Таким образом, это было решено. Нет никакого сомнения в том, что этот ход заключает в себе целый ряд новых элементов.

Я не знаю, имеется ли точно такой же прецедент в истории, хотя и имеется много отчасти похожих прецедентов. Весь этот «подход» к проблеме национальных меньшинств в данном случае в корне отличается как от подхода старого доброго «Полицейского» Правительства.

Старое, доброе «Полицейское» Правительство старалось ассимилировать меньшинства, либеральные режимы старались удовлетворить их, давая им (только на бумаге) некоторую степень самоопределения. Оба метода часто вели к разочарованию и беспорядкам. Диктаторы идут дальше: они хотят избавиться от меньшинств.

Как я уже сказал, это ново и все же не ново. Кемаль Паша тоже однажды избавился от армянского меньшинства. перебив их. Позже, в 1923 году, он ликвидировал греческое меньшинство так же. поместил почти полтора миллиона душ на пароходы и отправил их за море в Македонию, но, во-первых, он не спрашивал у греческого правительства, хотят ли они их или не хотят и, во-вторых, греки отплатили тем, что выгнали полмиллиона турков и поэтому эту сделку стали называть (в некоторых текстовых книгах вежливые авторы) «обмен населением между Грецией и Турцией».

Но здесь, в Тирольском договоре, речь идет не об отношении врага к врагам, а о друзьях, или, по крайней мере, о кажущихся друзьях. Это договор о взаимной услуге, о помощи, и здесь не возникает вопрос об «обмене», ибо в Северном Тироле, среди германцев нет итальянцев.

«Хороший» ли это поступок или «плохой» — трудно сказать: что касается меня лично, то я должен признаться, что по отношению к обоим джентльменам диктаторам я не могу быть объективным, и что они ни делают, мне не нравится даже еще до того, как я внимательно разбираюсь в чем дело. Если им повезет даже в самом элементарном вопросе, например, в урожае этого года, мне кажется, что это нехорошо. и может быть, я прав. Вот почему я не хочу глубоко вникать в вопрос о том, хорошо ли это или плохо, но ясно одно — здесь создан прецедент, который мир отметит и не забудет, и этому прецеденту может быть суждено еще сыграть важную роль также и в нашей, еврейской, истории.

Здесь будет уместно привести тот разговор с Зангвиллем в летний день приблизительно в 1916 году.

«Если они дадут нам «хартию» на Палестину», сказал он, «что вы думаете сделать с арабами?»

Я дал ему обычный ортодоксальный ответ: в Палестине по обеим сторонам Иордана хватит места для шести или восьми миллионов, всего имеется полмиллиона арабов (согласно статистике того времени) так, что они не могут никому мешать, и им дадут все самые либеральные права для меньшинства, согласно нашей собственной Гельсингфорсской программе.

«Все это пустые слова», — ответил он. — «Я знаю, что в нашей Восточной Европе имеется десять национальностей в каждом районе, и вам это кажется нормальным, а нам на Западе это кажется болезнью, которая не поддается никакому излечению. Допустить подобное положение в нашей еврейской стране, это все равно, что самим себе выцарапать глаза.