Еврейский вопрос Ленину

Свое повествование я решил построить на следующих посылках. Я всегда считал, что горизонтальный — или непосредственный — контекст помогает разрешить сложные исторические вопросы. Литовцы, поляки, русские, болгары, грузины и евреи вступали в РСДРП как революционеры, а не как литовцы, поляки, русские, болгары, грузины и евреи. Член Бунда мог быть евреем-марксистом, но член РСДРП не мог быть евреем-большевиком. Вступая в партию русских социал-демократов, вы присоединялись к сообществу борцов за освобождение рабочего класса, к утопистам-революционерам, мечтателям о всеобщем, визионерам, которые не признавали «ни эллина, ни иудея» и которые рассуждали исключительно в общемировых масштабах. Иными словами, в среде революционеров-большевиков знали, кто представляет национальные меньшинства, но не признавали их в таком качестве.

Считать, сколько революционеров нерусского происхождения было среди большевиков или в советском истеблишменте — это превосходное упражнение в арифметике, совершенно бессмысленное с точки зрения искушенного историка. Переизбыток большевиков еврейского происхождения не означал объевреивания партии. Становясь большевиком, человек учился мыслить классовыми, а не этническими или расовыми категорями. Более того, вступить в РСДРП значило покончить со своей этнической и расовой принадлежностью, раз и навсегда заменив ее классовой. Евреи вступали в РСДРП именно для этого: чтобы больше никогда не считаться евреями. Те, кто искал других решений, вступал в Бунд, присоединялся к сионистам или устремлялся в путь за отцами-пилигримами.

Определять этническую принадлежность отдельных большевиков — отличное упражнение в анахронизме: занятие веселое, но неблагодарное. Евреи сыграли немалую роль в русской революции, но эта роль не была еврейской. Даже если предположить, что Ленин был по происхождению местечковым евреем (чего никогда не было!), назвать Ленина еврейским означает отрицать его ключевую роль вождя революционеров-большевиков. А с другой стороны, не упомянуть его еврейских родственников, соратников и друзей в рассказе о революционных событиях — означает сделать еще одну попытку создания расово чистой версии русской революции, каковая, кстати, стопроцентно устраивала советских коммунистов. «Еврейский Ленин» — оксюморон, противоречие в определении, крик перекошенного от злобы расиста, хлопающего дверью, конец серьезного разговора. Наоборот, еврейский вопрос в связи с Лениным может и в самом деле оживить дискуссию.

В главах 1 и 2 я занимаюсь этим вопросом в самом конкретном, буквальном смысле слова: предлагаю рассказ о далекой еврейской родне Ленина в ее непосредственном социокультурном контексте. Сперва я занимаюсь местечком и местечковыми евреями — в главе 1, затем, в главе 2 — собственно Мошко Бланком. В главе 3 еврейский вопрос рассматривается в самом широком смысле: я пытаюсь реконструировать, как Ленин понимал еврейский вопрос в Европе в целом и в русском социал-демократическом движении в частности. В главе 4 я рассуждаю о нетерпимости большевиков к аллегориям и их пристрастии к символам, что и привело их к попыткам создания русифицированного Ленина и подавления всяких поползновений к изучению «еврейского» в связи с Лениным вопроса. В главе 5 я анализирую труды некоторых русских профессиональных ксенофобов, глубоко и не без причины заинтересовавшихся еврейским вопросом Ленина. Мечтатели, взыскующие высшего толкования вещей и событий — известного в научных кругах как толкование анагогическое, — русские ультраправые включили с их точки зрения стопроцентно иудейского Ленина в свои исторические построения, изобразив русскую революцию как расправу гнусных инородцев над чистой как слеза матушкой-Россией.

Сложности исторических процессов вынуждают исследователя ставить под сомнение давно устоявшиеся термины и понятия. В новейших работах по истории Восточной Европы термин «антисемитизм» стал столь же расплывчатым и бессодержательным, как и концепция еврейского заговора у тех, кто подпал под влияние «Протоколов сионских мудрецов». Я бы предложил более тонкое и одновременно более точное описание русской ксенофобии и постарался бы обойтись без термина «антисемитизм» — как полагают многие, этого универсального ключа, якобы открывающего все потайные дверцы в пугающих подвалах русской истории. В некоторых случаях российские власть предержащие вознеслись к сияющим высотам откровенного расизма (граничащего с нацизмом), но во многих других случаях их нельзя назвать даже вульгарными антисемитами.