Еврейское остроумие

— И все-таки это рыба, — отвечает Файвл. — Я сделал все в точности, как вы, ваше преподобие. Как вы мне трижды сказали: "Ты был евреем, теперь ты христианин!" — так и я сказал жаркому: "Ты был мясом, теперь ты рыба!"

Священник, раздраженно:

— Не морочьте мне голову, просто поглядите сюда — разве это рыба?

Файвл, пожав плечами:

— А я, разве я теперь католик?

Бедный клиент — адвокату, новоиспеченному христианину:

— Теперь я и не знаю, к чему взывать: все еще к вашему доброму еврейскому сердцу или уже к вашей христианской любви к ближнему?

Шнорер (попрошайка)приходит к богатому выкресту и говорит:

— Мои единоверцы больше не хотят подавать нищему еврею. Вот я и пришел в христианский дом к набожному христианину.

— Господин ректор, из всех конкурсантов на место преподавателя математики этот кажется мне наиболее квалифицированным.

— Но он же еврей.

— С чего вы взяли? Он крещен!

— Вымоченная селедка все равно остается селедкой.

— Госпожа Герц — великолепная актриса! И при этом так молода — ей всего двадцать три года.

— Ерунда, она наверняка старше.

— Но я видел ее свидетельство о крещении!

— Если на это полагаться, мне теперь было бы три годика.

Один еврей перешел в лютеранство.

— Какое имя вы хотели бы теперь взять? — спрашивает пастор.

— Мартин Лютер.

— Вы непременно хотите носить имя нашего великого основоположника? — спрашивает пастор, задетый за живое.

— Меня зовут Маркус Леви, — объясняет еврей, — и при этом Варианте мне не придется менять монограмму на белье.

Священник спрашивает еврея, недавно обращенного в католичество:

— Сын мой, совсем ли ты избавился от остатков иудаизма?

— Отец, признаю себя виновным в двух грехах: я по-прежнему люблю кушать кошерный чолнт (густой суп, который готовят накануне субботы и хранят разогретым в печи)и гусиное жаркое. И еще — я по-прежнему боюсь собак.

Один доцент, не сумевший сделать карьеру из-за своего еврейского происхождения, решил наконец креститься. Друг упрекает его:

— Скажи, зачем ты это сделал?

— У меня было на это восемь серьезных причин, — вздыхает доцент, — жена и семеро детей.

В трех случаях воду льют без пользы: в море, в вино и когда крестят евреев.

Моисей Розенбаум, которого долгое время обхаживала католическая миссия, на смертном одре наконец уступает и соглашается перейти в католическую веру.

Падре удовлетворенно произносит:

.— Ну, сын мой, теперь ты спокойно можешь отправляться в дальний путь.

На что Моисей отвечает:

— Ну-ну, а если в конце концов окажется, что все это был обман, — как будут хохотать все наши!

В Институте Роберта Коха один выкрест-профессор жалуется своему коллеге-еврею на то, что председатель совершил бестактность — во время особенно оживленных дебатов он крикнул: "Здесь такой гвалт, как будто это синагога!" На это еврей-профессор ответил так:

— Очень хорошо, коллега, что вы столь рьяно заступаетесь за своих прежнихединоверцев. Но, поскольку я знаю синагоги в еврейских местечках Польши и Галиции после Версаля, то могу лишь подтвердить: в некоторых случаях не найти более подходящей формулировки, чем "как будто это синагога".

Флекелес недавно сменил религию. Уже на первой исповеди он крадет у пастора часы и признается:

— Я украл часы. Меня это угнетает. Разрешите я верну их вам, ваше преподобие.

— Что вы такое говорите! — удивляется пастор. — Я их не возьму. Верните их владельцу.

— Я только что попытался это сделать. Но он не хочет.

— В таком случае, — отвечает пастор, — вам не за что себя корить и вы можете со спокойной совестью оставить часы себе.

Кон, недавно крестившийся, приходит на первую исповедь. Естественно, он нарушал главным образом шестую заповедь. Пастор интересуется, как часто он грешил, на что Кон отвечает:

— Патер-лебен, я пришел сюда для того, чтобы каяться, а не для того, чтобы хвастаться!

Блау и Грюн недавно крестились. Они приходят в церковь исповедаться. Первым в исповедальню заходит Грюн и, когда дело доходит до шестой заповеди, пастор спрашивает, с кем он совершал этот грех. Грюн отказывается называть имена. Пастор пытается догадаться:

— Это была Милли, что работает у булочника?

— Да что вы, нет, отец мой!

— Или Лора из мясной лавки?

— Конечно, нет, отец мой!

— Тогда, может быть, Гретль, дочь столяра?

— Что вы такое говорите, отец мой!

Поскольку Грюн упорно отказывается называть имена, он уходит из исповедальни, так и не получив отпущения грехов. А Блау не терпится узнать.

— Ну как, — спрашивает он, — получил прощение?

— Нет. Зато получил три прелестных адресочка.

Господин Вайнштейн и вся его семья прошли обряд крещения. Несмотря на это, Шмуль Гольдгевихт просит у него руки его дочери Ривки. Старику Вайнштейну это не нравится:

— Дорогой мой Гольдгевихт, ничего у вас не получится! Во-первых, вы еврей, а мы все — гои. А во-вторых, вы нищий, у вас ни гроша за душой, а для нас, евреев, это всегда самое главное.

Один из двух компаньонов-евреев, крестившись, приходит в контору с большим золотым крестом на шее. Второй ехидно ухмыляется.