Еврейское остроумие

В шабес евреям ничего нельзя выносить за пределы территории, которой они владеют. Так как запрет этот весьма осложнял жизнь, евреи в прежние времена окружали изгородью весь населенный пункт, где жила их община. В границах этого "эрува", как называлось такое искусственно созданное владение, можно делать все, что вообще можно делать еврею в шабес.

Однажды набожный еврей по поручению своей общины отправился в земельную управу города Оффенбах, недалеко от Франкфурта, чтобы выяснить, нельзя ли им — конечно, фиктивно — приобрести в собственность, с целью создания "эрува", весь город. В качестве цены он предложил двадцать марок. Чиновник сначала воспринял это как дурацкую шутку. Однако спустя некоторое время ему стало ясно, что еврей говорит серьезно. А когда он убедился в том, что сделка не влечет за собой никаких последствий, ни юридических, ни практических, он взял двадцать марок и сказал:

— Дайте мне еще пятьдесят марок — и считайте, что я вам продал вдобавок и Франкфурт!

Как-то из синагоги украли шофар, рог, в который принято трубить в еврейский Новый год. Дело рассматривается в суде.

— Что это такое — шофар? — спрашивает судья.

— Шофар это шофар, — отвечает еврей.

— А по-немецки вы можете объяснить, что это такое?

— Нет, на немецкий это слово, по-моему, нельзя перевести.

— Ну, так у нас дело с места не сдвинется!

После долгих раздумий еврей решается-таки дать определение:

— Шофар — это труба!

— Вот видите, — довольно говорит судья, — перевести это все-таки можно!

— Но, господин судья, — вдруг снова засомневался еврей, — разве же шофар — труба?

Красивая молодая девушка после кораблекрушения попала на необитаемый остров, где уже несколько лет живет Робинзоном один еврей. Она жалуется ему на свою судьбу, а он ее утешает:

— Слушайте сюда, барышня, здесь так красиво, спокойно, отличный вид на море, климат мягкий, фрукты вкусные, а компанию вам составлю я. Видите, сколько всего я имею вам предложить!

Девушка, кокетливо:

— Ну… у меня ведь, в конце концов, тоже есть кое-что, чего вам наверняка очень не хватало много лет!

Еврей, придя вдруг в сильнейшее возбуждение:

— Как, неужели у вас с собой есть маца?

Лулов — ветвь финиковой пальмы; этими ветвями евреи трясут, произнося молитвы на празднике Суккос.

— Часы ведь нужны для того, чтобы следить за временем. А эти опять стоят!

— Потрясите их немного, и они пойдут!

— Мне интересно, что я купил: часы или лулов?

В шабес нельзя носить с собой никаких предметов.

Суббота. Набожный еврей переходит улицу. Вдруг на земле что-то блеснуло… Золотые часы! Поднимать? Не поднимать? В субботу же ничего нельзя с собой носить! Так что же, пройти мимо? Но разве можно такое выдержать?

И тут на еврея нисходит озарение. Наклонившись над часами, он убеждается, что они еще тикают, и строго говорит:

— Уж если вы идете, то пойдем вместе!

В субботу нельзя брать в руки деньги. Шабес начинается вечером в пятницу и заканчивается, когда вечером в субботу на небе появятся первые звезды.

Набожный, но бедный еврей идет в шабес по улице Нью-Йорка и видит на мостовой десятидолларовую купюру. Он ставит на нее ногу, собираясь простоять так до темноты, когда на небе появится первая звезда. Но поскольку он мешает уличному движению, полицейский приказывает ему уйти. Еврей делает вид, что не слышит. Полицейский бьет его резиновой дубинкой по голове. В глазах у еврея мелькают искры.

— О, вот и первые звезды! — радостно восклицает он, хватает деньги и исчезает в толпе.

Два еврея идут по дороге. Один спрашивает другого:

— Если бы в шабес ты нашел кошелек, в котором лежит тысяча гульденов, ты бы поднял его?

— Сегодня как раз не шабес, — отвечает второй, — но где ты видишь тут кошелек?

"Господи, — молит Бога еврей, — дай мне выиграть в лотерею десять тысяч рублей! Клянусь, десятую часть этих денег я потрачу на бедных… Если же Ты мне не веришь, вычти десятую часть и Сам потрать ее на бедных, а мне дай выиграть на десять процентов меньше".