Еврейское счастье Арона-сапожника. Сапоги для Парада Победы

На все эти претензии Цабель отвечал хитрой улыбкой и туманным рассказом про Америку, непонятного дядю Менделя, который высылает вот-вот ему шифт-карту[27] и тогда все будет хорошо. В общем — О’кей. «А за детей и жену не беспокойтесь. Мой Бэнци уже сейчас по-английски может сказать кой-чего, а уж там будет не волнуйся кем. Лейзер у меня сидит и видит провизора, а там, глядишь, и даст нам всем такие порошки и таблетки, что вы все запоете петухами. Недаром он у меня — рыжий. Ну что вы еще хотите, хавейрим[28]? Вэлвэлэ еще мал, но уже подает. А когда вырастет… Ого-го…

А Нехама — еще 10 лет, а как поет! Вся улица у нас, господа хорошие, и все делают аплодисменты. Что же будет в Америке, когда придет шифт-карта. А моя балабуста, чтоб она была здорова, она, правда, снова беременна, но не бросает свои портреты. Вы представляете, что в Америке, а? Очередь, нарисуй и мой портрет. Вам, кроме вашего куриного бизнеса, ничего не видно. А вы смотрите шире, и перед вами откроется. Да, да. Я вам из Америки напишу. И здесь, и там обещаю жить по законам нашей общины, по законам галахи[29]! И всегда, запомните меня, евреи, всегда мою семью будет сопровождать идишкайт[30].

И неожиданно свое горячее выступление заканчивал:

— Прошу вас, уважаемые, ссудите мне один рубль до субботы. Халы купить не на что. Почтенные евреи кудахтали, вытаскивали руками, но, в конечном итоге, Цабель искомый рубль получал. Кстати, не было случая, чтобы он долг когда-либо вернул.

На самом деле, несмотря на насмешки, Цабель-воздух шифт-карту таки получил. И укатил в свою Америку, одолжив у всех денег, кто сколько дал.

Таким образом, он почти один со своим семейством остался жив из нашего штеттле. Как там сложилась судьба ребят, наших друзей, я же знаю. Уверен — сложилась.

Уже в Хайфе, почти «сто» лет спустя, я получил письмо от Бэнциона, старшего сына дяди Цабеля-воздуха. Не могу не привести его.

«Арон, Арелька-сарделька. Доброго здоровья. Как мир тесен. На нашем Брайтоне встретил твою сестру, Хану, что бежала от немцев с Беней-американцем. Что мы сделали? Выпили в память о всех наших, погибших в местечке. Заказали в синагоге кадиш[31].

И нет у меня слов, когда вспоминаю я и Мотю, Файтла-Байтла, Фиму-булку и всех твоих.

Вечная им память и наша любовь да пребудет с ними в веках.

О нас что писать? Мы, как все американцы, то есть американские евреи. То есть вот смотри, как. Папе уже лет много, он писать не может, но в делах биржи разбирается, слава Богу, по-прежнему. Все ждет, когда же придет первый миллион. Я Бэнцион, твой Бэнци, иногда меня зовут здесь почему-то Борух. Так вот, я закончил университет в Техасе на юриста-международника. И что ты себе думаешь? Многие годы работаю главным раввином Нью-Йорка. Не удивляйся, нами руководят и управляют. Всевышнему значит понадобилось мое служение.

Ты должен помнить и Лайзера моего среднего, который рвался в провизоры. Даже уехал в Англию. И что? таки стал — писателем. Его книги по секрету — я ни одной не могу закончить. Видно, слишком заумно. И что меня пугает — в каждой в конце фраза: продолжение следует. Но пока следуют деньги. Скажу тебе, Арон, если точнее: деньги платят за его книги, то мир катиться. Вэлвэл наш уже давно генерал, две звезды, военно-морские силы. А Нехамка-театр поет до сих пор. Голос — превосходен, но мы ее не видим совершенно. Гастроли. Стала совершенно американка. На все мои советы отвечает: