Еврейское счастье военлета Фрейдсона

— Так никто не делал, — мрачно заметил один из ''желторотиков''. — Это вопреки уставу.

— Так и раньше четырьмя штурмовиками без прикрытия истребителей никто железнодорожные станции не штурмовал, — возразил Лопата.

— Еще Петр Великий писал, что не следует держаться устава яко слепой стенки, — поддержал я Лопату. — Нам и задание дано, вопреки уставу.

— А что? Может, получится, — протянул младший сержант Никитин. — По крайней мере, зенитки, даже счетверенные ''эрликоны'', прицелиться по нам не успеют. А бомбы и эРэСы мы уже сбросим. Фюзеляжи облегчим для маневра. Там цистерны с бензином?

Я кивнул, подтверждая.

— Тогда еще проще. Если с ходу эрэсами попадем, то станцию просто сдует с лица земли. Даже бомбить никого не придётся. Скинем бомбы на обратном пути на линии фронта. Не домой же нам их обратно возить?

Остальные двое ''желторотиков'' молчат. Всё, что они умеют пока делать — это повторять манёвры ведущих. И то хлеб. Когда пришли из училища в полк, не могли и этого.

Хлопнула дверь. В землянку ввалился особист с незнакомым летчиком, похожим из-за небольшого росточка на медведя в меховом лётном одеянии и унтах.

— Кто будет Фрейдсон?

— Я. — Откликаюсь.

— Вам пакет от члена военного совета фронта, — голос у лётчика высокий звонкий, девичий.

Протягивает мне засургученый и прошнурованный пакет.

Вскрываю.

— Требование расписаться на конверте в получении и отдать его обратно, — настаивает курьер.

Выполняю законное требование. Подпись, дата, время карябаю на конверте химическим карандашом. Отдаю конверт обратно.

В пакете четыре бумаги, карта, фото и блокнот.

Первая бумага — приказ по Политуправлению Сталинградского фронта о снятии взыскания с военного комиссара N-ского штурмового авиаполка батальонного комиссара Фрейдсона А. Л. за несанкционированный боевой вылет, вопреки врачебных предписаний. Подпись НачПУ фронта бригадного комиссара Доронина.

Вторая — разрешение заместителю командира N-ского штурмового авиационного полка по политической части батальонному комиссару Фрейдсону А. Л. совершать боевые вылеты в составе полка. Подпись члена военного совета Сталинградского фронта Н. С. Хрущёва.

Третья — приказ командующего Сталинградским фронтом генерал-полковника Ерёменко А.Н. с требованием батальонному комиссару А. Л. Фрейдсону исполнять обязанности командира полка с сегодняшнего дня впредь до особого указания.

Четвёртая — Приказ за сегодняшний день N-скому штурмовому авиаполку всеми наличными силами ликвидировать эшелоны с горючим в ближайшем тылу войск Манштейна, на полустанке у станицы Нижнечирская. Подпись — Ерёменко. Согласовано — Хрущёв.

Карта прилагалась.

Разведданные в блокноте прилагались.

Снимок аэрофотосъемки прилагался.

Не каждый раз так снабжают разведданными. Видно действительно командование фронта припёрло к стенке.

— Передайте Никите Сергеевичу, — гляжу прямо в глаза курьеру, — что мне всё понятно. Приказ будет выполнен.

Медвежонок козыряет и, опустив на глаза очки-консервы, выходит из землянки в начинающуюся пургу.

Особист бегло просмотрел бумаги.

— Что делать будешь, комиссар? — озабочено спрашивает.

Несмотря, что с 30 октября 1942 года я уже не комиссар полка, а всего лишь заместитель командира полка по политической части, замполит, все титулуют меня по-прежнему. Так короче. К тому же я всё ещё ношу политическое звание. Бумаги на переаттестацию поданы в политуправление фронта, но там не торопятся что-то. Ходит глухой слух, что воинские звания будут присваивать нам на один ранг ниже, чем были политические. Так, что, скорее всего, стану я снова капитаном ВВС. Вряд ли майором. Я и батальонным комиссаром-то всего четвёртый месяц хожу. Но есть мреющая впереди возможность стать командиром полка даже в капитанском чине. Есть прецеденты.

— Выполнять приказ. Что же еще? — отвечаю полковому ''молчи-молчу''. — Итак бойцы… Обедать и отдыхать. Через два часа вылет. Инженеру полка подготовить все боеготовые самолёты к вылету. Поварам выдать летчикам по сто пятьдесят грамм копчёной конской колбасы сверх нормы. Калории им понадобятся сегодня.

Два часа прошло быстро. Иду по аэродрому с назначенным мне в полёт воздушным стрелком молчаливым сибиряком Иониным, в полной готовности к вылету. Мандраж пробивает. Даже не предбоевой, адреналиновый. А от осознания того, что летун я пока еще аховый. Не подвести бы мне ребят.

Пурга как началась, так и закончилась. Вновь по аэродрому позёмка метёт.

На стоянке самолетов встретил смущённого старшего техника первой эскадрильи. Техников у нас уже четверной комплект, если считать их к лётчикам.

— Что случилось, Михалыч? — спрашиваю. — Не дай бог, какой самолёт вылететь не сможет. Всю оставшуюся жизнь буду тебя дрючить в извращенной форме.

— Да она сама, товарищ батальонный комиссар, — разводит техник руками. — Я ее и так и эдак, а она не вылазит. Наотрез. Пробовал силой ее вытащить, так она меня и по матушке послала и в лоб кулаком дала. Чёрт, а не девка. Или казачки они все такие?

— А точнее выражаться можешь? — начал я раздражаться.