Еврейское счастье военлета Фрейдсона

— Вот сюда, товарищ капитан, керосинку поставите. А так питаться вы, наверное, на службе будете.

— Да. Но для начала надо изобрести, хотя бы на чём спать, — помыслил я вслух.

— Нет такой проблемы. Могу со склада выдать комплект мебели во временное пользование. Мне по телефону сказали, что вы Герой Советского Союза, так что входите в номенклатуру. Только на каждом предмете будет бирка с инвентарным номером. Вас это не смущает?

— Нет, не смущает. А выход из затруднений зримый. Я согласен.

Дальше мы обговорили необходимый мне комплект мебели, решили вопрос о бригаде уборщиц, которые всё нынешнее запустение приведут в порядок. А я заселюсь завтра к вечеру уже на всё готовое. Оплачу потом по счёту.

Везла меня белая кремлёвская ''эмка'' в Лефортово. А я в уме решал задачу, как собрать воедино расползшееся по городу мое хозяйство, перескакивая на неожиданную вчерашнюю ночь. Яркие воспоминания, но неоднозначные.

И первая кто навстречу мне в госпитале попадается — Костикова. Легка на помине. Моргнула левым глазом, улыбнулась до ямочек на щеках и почесала мимо. Вот и думай…

Вчера привез новую форму. Спросил: где завтра ее погладить можно будет? А то пока вёз на себе — все замял.

— У тебя номер в ''Москве'' простаивает. Там есть и утюг и кому за него подержаться, — сказал рассудительный Коган, когда мы у него в каморке сидели вчетвером — я, он и Шумская с Костиковой.

— А горячая вода там есть? — вдруг спросила Костикова.

— Где? — уставилась на нее Шумская.

— В гостинице. А то я баню пропустила на этой неделе. Обмороженных вал просто. А эта… ''деревянный крест'' которая, только сегодня на службу явилась.

Это да. Обмороженных действительно вал в связи с новым наступлением. Даже меня из палаты выжили. Сапёрный майор с руками и пехотный подполковник с ногами провоняли все вокруг мазью Вишневского. За один день.

Майор Дмитрий Борисов автобаты под Горьким формировал для Ленинградского фронта. Сам моторы чинил на морозе.

Подполковник Леонид Ратников в полынью провалился при форсировании речки Ржевки. Речка переплюйка, полынья попалась мелкая — по колено, а бурки льдом моментом схватило насквозь. Когда бой закончился, бурки с ноги снять не было никакой возможности. Пришлось резать. Пока бурки. И снегом ноги оттирать было уже поздно. Три пальца с правой ноги в медсанбате отчекрыжили. Теперь Богораз старается пальцы на левой ноге ему сберечь.

У сапёрного майора еще жена с дочкой мою койку оккупировали. Жена с ложечки майора кормит — у того пальцы в бинтах как в варежках, а с четырёхлетней Наташкой вся палата играет. В детство впала.

Мамлей радостный ходит гоголем: ему на правой руке операцию сделали, и теперь у него от локтя два длинных 'пальца'' из костей предплечья сотворенных. Точнее — клешня. Пока забинтованная, но уже сдвигается-раздвигается. Хватало, в общем, такое получилось грубое. Но лучше, чем совсем без руки.

Всё же доктор Богораз кудесник.

— Когда звезду покажешь? — спросил Данилкин.

— Завтра дадут, — ответил я. — А пока я от вас съезжаю.

— Куда?

— В гостиницу ''Москва'' определили.

— Тогда вам стоит поторопиться, а то скоро комендантский час начнется, — предупредила меня жена майора Борисова, востроносая дама с недобрым стеклянным взглядом.

— Вот и я о том думаю, — присел я на корточки перед тумбочкой и стал вытряхивать оттуда всё свое имущество в сидор.

Оставил курящим по пачке ''Беломорканала'' в утешение.

Мелкой мятная карамелька нашлась. Ледящая.

— Не поминайте лихом, товарищи, — склонил голову и пошел по направления к когановской каморке. Остальные мои вещи у него лежали в американской брезентовой ''колбасе''.

А там у него эта неразлучная парочка — Шумская с Костиковой, с разговором про баню.

Договорились с подачи политрука, что Костикова меня до гостиницы проводит — дорогу покажет, а то я один заблужусь. А я за это ее в ванну запущу в отеле.

— Могу даже ужином покормить в ресторане. У меня талоны со вчерашнего дня не отоварены, — заявляю.

Проводили Коган с Шумской нас до трамвая заснеженным парком. С веселым смехом и подначками.

Костикова с полотняной сумкой и моим сидором в руках. Я с американской ''колбасой'' за плечом.

Ехали долго. С пересадкой. Трепались по дороге обо всём и ни о чём. Только, что стихи друг другу не читали. За трамвайными стеклами снег пушистый шел. Темно. Ничего особо не видно.

В холле гостиницы дернулся я, было, в гардероб, но Костикова меня за локоть притормозила.

— Ключ от номера возьми, — шепчет. — Там разденемся.

И смеется глазами. Фраза двусмысленная получилась.

Получил по предписанию ключ от одноместного номера на восьмом этаже. Легко. Без вопросов. Видно новая шинель и каракулевая шапка так на халдеев влияют.

Прокатились на лифте.

В номере сел, не раздеваясь, в кресло, пытаясь отойти от роскоши окружения. Пафосный отель. Паркет, деревянные полированные панели, блестит надраенная бронза и хрусталь светильников. Фрески на потолках. Окна странные — подоконники на уровне колена.

Костикова уже без шинели и будёновки, в распоясанной гимнастёрке. И уже в тапочках. Встала, руки в боки. Тряхнула кудряшками.