Эвританские хроники

— Позвольте-позвольте, товагищи! Энтузиазм масс — это, конечно, пгекгасно, но назначение высшего командного состава — не ваша пгеггогатива. Не забывайте о партийной дисциплине.

Из кубрика пиратского корабля выскочил низенький, плотно сбитый мужичонка в кургузом пиджачке, надетом на голое тело. На голове его виднелась белая кепочка, чем-то напоминавшая панамку. Из-под пиджака выглядывали резиновые подтяжки, поддерживавшие серые — под цвет пиджака — штаны. Мужичок резво просеменил к борту захваченного судна и, кряхтя, перевалился через него.

— Богмоткин, — сунул он свою ладошку Кириллу, которого пираты бережно поставили перед ним.

— Кто? — бестолково переспросил Кирилл, озираясь по сторонам.

— Богмоткин, — приподняв кепку, нетерпеливо повторил мужичок, сверкнув лысиной, — Гагги Вениаминович. — Большие пальцы рук нырнули за лацканы серого сюртука, вывернув его отвороты чуть не наизнанку. — С кем имею честь?

— Стальнов… э-э-э… Кирилл Николаевич.

— Пгегасно, — острые глазки Гарри Вениаминовича окинули Кирилла с ног до головы, — пгоисхождение?

— Самое паршивое, — усмехнулся Кирилл, — пролетарий умственного труда.

— Интегесно… очень интегесно. Впегвые слышу о таком классе. Рабочий класс — знаю, кгестьянство…

— Во-во, а мы где-то посередке. Прослойка. Творческая интеллигенция.

— Любопытно. Тепегь еще и твогческая интеллигенция. Однако течь сейчас не о том, — продолжил меж тем «вождь», воинственно вздернув вверх коротко стриженную рыжую бородку. — Вы, молодой человек, создали пгоблему, котогую мне, как теогетику анагхизма, пгедстоит гешить…

— Вы сказали — анархизма?

Кирилл потряс головой. Он все никак не мог привыкнуть к метаморфозам этого дикого мира. Это ж надо, ведет беседу с вождем мирового пролетариата, косящего под анархистов, посреди моря-окияна в обществе симпатичных пиратов. Нарочно не придумаешь…

— Анагхизма, дгужок, анагхизма. Однако пегейдем к делу. Ваши политические убеждения?

— Убежденный нигилист.

— Что это означает? Гасшифгуйте, пожалуйста.

— Это означает, что я плюю на все и всяческие убеждения. Дед говорил, что я вообще порядочный поросенок и жуткий эгоист.

— Вы слышали, товагищи? Какое счастье, что на когабле есть хоть один здгавомыслящий человек! Если б не я, вы пгоизвели бы в капитаны эгеиста! — Гарри Вениаминович подцепил большими пальцами рук подтяжки и звонко щелкнул ими себя по пузу. — Как мы поступаем со своими политическими вгагами? — вопросил он команду.

— За борт… — неуверенно ответила команда, посмотрела на захваченное судно, переглянулась и задумалась.

— Ничего не поделаешь, молодой человек. Вот вам Бог, а вот, как говогится, погог… — Ладошка «вождя» указала на порог, за которым лениво перекатывались волны.

— Я против! — возмутился вдруг Аквамер. — Сильвер! А ты что молчишь? Если б не этот пацан, мы бы сейчас акул кормили своими задницами. В капитаны! Корабль у него уже есть. — Боцман топнул ногой по палубе.

— Правильно! — согласились пираты.

— Товагищ Аквамег, вы забываете о пштийной дисциплине. Пагтия гешила за богт, а ее слово закон для истинного анагхиста! Вот вы, — ладошка ткнула в насупленного капитана, — анагхист или не анагхист?

— Анархист… — мрачно пробурчал Сильвер.

— Гад за вас! А вы? — вперился он в боцмана. Аквамер тяжело вздохнул и вытащил из-за пояса ятаган, виновато глядя на Кирилла. Сильвер смущенно развел руками и отвернулся. Его команда послушно выполнила маневр боцмана. Кузя, испуганно пискнув, нырнул за спину своего суверена.

— Ну-у-у, начинается, — обиделся Кирилл, выдергивая катану, — хоть бы объяснили для порядку, чем вам не угодил мой эгоизм?

— Да он же неггамотный! — воскликнул Гарри. — Эгеизм, а не эгоизм! Погодите, товагищи. Это еще не так безнадежно, как я пгедпологал. Я пгекгасно знаю, как пагубно воздействуют тлетвогные идеи Литлера на юные мозги. Возможно, мы еще сможем его пегевоспитать.

Аквамер облегченно вздохнул и вернул ятаган на место.

— Вы давно служите в агмии Литлера?

— Это еще кто такой?

— Вы хотите сказать, что не знаете, кто такой Литлер?

— В первый раз слышу.

— Но вы же сказали, что ваши политические убеждения — эгеизм!

— Эгоизм, черт бы тебя побрал! — рявкнул выведенный из себя Кирилл. — Ни эгеистов, ни Литлера вашего я и в глаза не видел!

— Тогда к какой же пагтии вы пгинадлежите? — воинственно вопросил Бормоткин.

— Ни к какой! Почему я вообще должен состоять в какой-то партии? Терпеть не могу политику! А политиканов еще больше! Они у нас такого наворотили! — Кирилл с трудом удержался от того, чтобы не сплюнуть на палубу. — Я вне политики. Сам по себе.

— Вот тут-то и кгоется ваша самая главная ошибка, юноша. Нельзя быть вне политики. Все, кто не с нами, пготив нас. Не сочувствуя идеям анагхизма, вы, сами того не желая, становитесь невольным пособником Литлера!

— Значит, без партии никак нельзя?

— Газумеется.

— Тогда я создам свою. Из чисто эгоистических соображений. Учтите — эгоистических, а не эгеистических.

— Любопытно. И что же это будет за пагтия? — подался вперед главный теоретик анархизма.