Евроняня

Стоп. А собаки? Они оставались дома! Если входил кто-то чужой, обязательно бы учуяли! Кстати, где собаки? Уже часа два-три их не видно…

Собак отравили! Вот что! Конечно, кинули эти попрошайкам по куску мяса с ядом, те мгновенно сожрали, и все…

– Анжи! Дарик! – обмирая от горя, позвала Ника.

Никто не отозвался.

– Д’Артаньян! Анжелика! – отчаянно крикнула Ника, уже ни на что-то не надеясь.

Потягиваясь и зевая, приковылял Дарик, немедленно ткнулся лохматой головой в плечо, потребовал ласки.

– Хороший мой, жив! – обрадовалась девушка. – А Анжелика где?

Поскольку ризеншнауцер промолчал, Ника поняла, что и с эрдельтерьершей ничего страшного не случилось. От сердца немного отлегло.

– Д’Артаньян, – потрепала его за уши няня, – ты, случайно, денег не брал? Может, ты их вместо книги употребил? С письмом ведь уже такое было?

Пес тяжело вздохнул, посмотрел на Нику честными глазами и положил голову ей на колени.

«Не брал, – поверила она. – Дарик, конечно, развратник, как и все мужики, но не вор. Тогда кто? Анжи – специалистка по обуви, ей доллары ни к чему». Словно подтверждая ее мысли, по плитам террасы послышалось знакомое цоканье ногтей – Анжи, оказывается, все это время спала совсем рядом, за диваном.

– Что делать-то будем? – прижала к себе Ника две мохнатые морды. – Тетя Валя уезжает, а у меня на подарок бабуле денег нет. А завтра придет молочница с творогом, чем платить? А дети чего-нибудь попросят купить? Деньги-то ЕВР как раз для этих целей оставил. А кухарке на продукты? На мои семьсот рублей, что живодер не взял, и дня не прожить…

Ситуация неожиданного безденежья встала перед Никой в полный рост. И главное – посоветоваться было совершенно не с кем! Жан и тот отсутствовал…

– Ой! – вдруг громко вскрикнула девушка. – Если денег никто не брал, если воры не приходили, поскольку собаки живы, значит…

Значит, все подумают на нее! Больше-то не на кого! Господи, позорище какое! Все-все: Жан, кухарка, дети, собаки, а главное, ЕВР – будут считать ее воровкой! Ее! Которая в жизни нитки чужой не взяла! Значит, прощай, работа, прощай, карьера, двойняшки, прощайте. И мечты о семейном счастье с ЕВРом, и мировая слава…

Все это пришло в голову так неожиданно, и было таким незаслуженным и обидным, что из глаз Вероники, прямо в собачью шерсть, закапали горькие горячие слезы.

Одна из слезинок хлопнулась на нос Анжи. Собака чихнула и спрятала кожаную пуговицу под лапы. Но не ушла, видно, понимала, что в минуту отчаяния и крушения надежд негоже оставлять друга одного.

– У-у-у… – тихонько и тонко заскулила Ника.

Басовито подвыв, ее тут же поддержал Дарик. Девушка испуганно затихла, зажав обеими руками собачью пасть: еще не хватало, чтобы дети увидели ее плачущей. Начнут жалеть, приставать: что случилось? Они же добрые, Петюня и Марфушка…

Даже единственному родному человеку – тетке – не позвонишь! Расстроится, спать не будет, а то еще хватит ума сесть в такси да привезти сюда те копейки, которые на отпуск откладывала.

Не вставая, чтобы не тревожить собак, девушка дотянулась рукой до стола, где валялась телефонная трубка. Набрала номер Жана. Тот сразу понял, что случилось страшное.

– Говори!

– Жанчик, – всхлипывая, начала няня, – у нас все деньги пропали! Ты, случайно, не видел, куда я их засунула, после того как тебе сотню отдала?

– Нет, – расстроился собеседник. – Я же в дом больше не заходил… И что делать?

– Не знаю! – Ника, плача, поведала ему о несостоявшемся бабушкином подарке, и о завтрашнем твороге, и о кухарке, и о детских неминуемых запросах…

– Не реви! – строго утешил Жан. – Бабушке на подарок найдем, у меня кое-что отложено. А что ЕВРу сказать? Допустим, обокрали!

– Собаки бы чужих учуяли!

– Точно. Не катит. А если пожар? Что там тех денег было? Вспыхнули и нету!

– Пожар – это хорошо, – задумалась няня. – Но разве может случиться пожар в одном отдельно взятом ящике стола? Да так, чтобы следов не осталось?

Теперь задумался мажордом:

– Вообще-то, случиться может все. Но следы должны быть. И запах дыма. Тогда бы дети почувствовали. Слушай, а если Дарика подставить? Он же спец по бумагам!

– Да, и об этом я тоже думала, – тихо сказала Ника, поглаживая пса. – Дарик, конечно, кобель, но зачем на него напраслину возводить? Представь себя на его месте!

– Слушай, а давай вообще никому ничего не говорить! Кухарку предупредим: разгрузочная неделя, от молока и творога откажемся. Уж до выходных-то всяко перебьемся!

– А если дети чего попросят?

– Ты же педагог! Придумай какую-нибудь игру там – неделя без доллара!

– Ну да, и без копейки тоже…

– Ника, да протянем мы это время! На подножном корму в крайнем случае! У тебя там когда трава взойдет?

Ника представила себе несчастных голодных двойняшек, ползающих по грядкам, запихивающих в ротики грязными ручонками едва зазеленевшие всходы петрушки и укропа, и испытала такое сильное чувство жалости, что чуть в обморок не хлопнулась! Хорошо что сидела…

– Нет, Жан, – твердо закончила разговор Ника, – буду сознаваться. Пусть ЕВР делает со мной что хочет, но дети страдать не должны!

– В чем сознаваться-то? – не понял Жан.