Европа. Борьба за господство

К суровым мерам прибегнул и Фридрих. После дипломатической революции его все больше беспокоила Саксония – «меч, нацеленный в сердце Бранденбурга».[312] Информатор из саксонского министерства иностранных дел сообщил, что курфюрст выжидает удобный момент, чтобы сбросить маску, и нападет на Пруссию в союзе с Марией Терезией, Людовиком и русской царицей. Русские настаивали на немедленном ударе, но австрийцы упросили повременить до следующего года. Фридрих решил действовать на опережение. В августе 1756 года он вторгся в Саксонию и быстро оккупировал княжество целиком. Едва ли не прежде всего он велел обследовать архив столицы Саксонии, Дрездена, и отыскать документы, которые оправдали бы его превентивное вторжение. Такие документы действительно были найдены и опубликованы для всеобщего изучения в том же году – вместе с заявлением короля, что «всякого, ожидающего тайно спланированного нападения, можно обвинить во враждебных действиях, но не в агрессии».[313] Фридрих обращался к немцам, пытался внушить имперскому сейму, что нет необходимости в санкциях против Пруссии за вторжение в Саксонию. Ему удалось избежать отторжения своих земель, однако он не убедил рейхстаг, который в январе 1757 года объявил ему войну. Неторопливая мобилизация имперской армии завершилась присоединением к французам.

Возникший в результате конфликт получил впоследствии название Семилетней войны.[314] Поначалу события развивались неважно как для Британии, так и для Пруссии. Летом 1756 года французские войска оккупировали Менорку и отбили нападение «эскадры спасения» под командованием адмирала Бинга. Британия испытала еще большее унижение, когда в конце года страну охватила паника перед вторжением и она вынуждена была призвать на защиту своего южного побережья ганноверских наемников. В 1757 году дела шли немногим лучше: неудачи в Америке затмила катастрофа в Ганновере, где экспедиционный корпус под командованием герцога Камберлендского потерпел поражение в коротком бою с французами и капитулировал по условиям Цевенского соглашения.[315] Пруссия в свою очередь увязла в боях с австрийцами в Богемии и понесла чувствительное поражение в битве при Колине в июне 1757 года. В мае 1757 года Франция заключила второй Версальский договор о размещении в Германии армии численностью в 100 тысяч человек против Фридриха и согласилась выплачивать Австрии субсидии до тех пор, пока та не вернет себе Силезию. На востоке русские захватили Мемель и в конце 1757 года одержали важную победу при Гросс-Егерсдорфе. На севере шведы спустя четыре месяца вошли в Померанию. Фридрих оказался в полном окружении. Лишь военный гений короля помог ему в ноябре 1757 года разбить объединенную французско-имперскую армию в битве при Росбахе. Германская имперская армия, или Reichsexecutionsarmee (жестоко прозванная Reissausarmee, «улепетывающей армией»), сделалась предметом всеобщих насмешек; ее командующий заявил, что скорее застрелится, чем «снова поведет ее в бой».[316] Вскоре после этого Фридрих разбил австрийцев в битве при Лейтене. Примерно тогда же Британия отказалась от Цевенского соглашения и приступила к формированию крупной армии британских, ганноверских и других немецких наемников, чтобы защитить Северную Германию от французов. В начале 1758 года командующий этой армией герцог Фердинанд Брауншвейгский обратил французов в бегство.

Война оказала немалое влияние на внутриполитическую обстановку по всей Европе. В Британии поражения 1756–1757 годов породили, если можно так выразиться, моральную и политическую панику. В имевшем широкое хождение трактате преподобный Джон Браун уподобил унижение британцев «тщеславной, разукрашенной и эгоистичной женственности».[317] Дорога к спасению заключалась в моральном возрождении и создании национального ополчения, каковое объединило бы все слои населения и отразило бы «истинно мужской» характер народа. Уильям Уильямс в 1757 году проповедовал: «Каждый подданный, каждый мужчина – солдат».[318] Эти настроения «материализовал» законопроект об ополчении (1757). Кроме того, в обществе крепло убеждение в том, что государству следует больше заботиться о медицинском обслуживании немногочисленной мужской половины населения, сильно пострадавшей от болезней в заморских экспедициях и от «гнусностей и тягот германских дебрей».[319] Во Франции катастрофа при Росбахе – которую Вольтер назвал унижением хуже тех, что страна испытала в Столетнюю войну[320] – заставила заговорить о «национальной болезни», под чем разумелось «разложение» народа «роскошью» и пренебрежением к множеству людей, пашущих землю, в пользу «женоподобных щеголей».[321]