Европа и Америка

У мистера Черчилля 12 причин для оптимизма, а социальная статистика Англии свидетельствует, что число занятых рабочих падает, число углекопов уменьшается, но растет число ресторанной прислуги, кафе-шантанного персонала, элементов люмпен-пролетарского типа, за счет производителей умножается число лакеев, причем в эту статистику не включены лакеи политические и министры, с салфеткой под мышкой добивающиеся помощи американцев. (Смех.)

Сопоставьте еще раз Америку и Англию. В Америке растет сверх-аристократия рабочего класса, строящая компанейские юнионы, а в Англии, утратившей первородство, растут на низах люмпен-пролетарские слои. В этом сопоставлении и противопоставлении ярче всего выражается перемещение мировой хозяйственной оси. И оно будет идти дальше, пока не переместится классовая ось общества, т.-е. до пролетарского переворота.

Мистер Болдуин с этим, конечно, не согласен. Хотя мистер Болдуин и тяжеловеснее Черчилля, но понимает не больше его. На собрании промышленников Болдуин указывал, как выйти из положения: у консервативного премьера имеются всегда хорошие домашние рецепты от всех болезней. Он говорил:

"Иногда мне кажется, что некоторые из нас проспали больше 6–7 лет" — гораздо больше: сам мистер Болдуин проспал лет 50, не менее! (смех, аплодисменты), — в то время, как другие бодрствовали. "Мы сделаем хорошо, — продолжал премьер, — если будем брать пример с прогресса, который сделан за это время Соед. Штатами". Попробуйте-ка, возьмите-ка пример с «прогресса» Соед. Штатов. Там 320 миллиардов национального достояния, 60 миллиардов в банках, ежегодного накопления 7 миллиардов, а у вас дефицит. Возьмите-ка пример! Попробуйте! "Обе стороны — продолжал Болдуин, — (капиталисты и рабочие) могут научиться гораздо большему у Соед. Штатов, вместо того чтобы тратить хотя бы гроши для изучения условий Москвы".

Мистеру Болдуину не следовало бы плевать в московский колодезь. Мы можем кое-чему научить его. Мы умеем разбираться в фактах, анализировать мировое хозяйство, умеем кое-что предвидеть, в частности упадок капиталистической Англии. А мистер Болдуин этого не умеет. (Смех, аплодисменты.)

Черчилль, министр финансов, тоже упоминал Москву. Без этого хорошей речи ныне не скажешь. Черчилль читал, видите ли, утром ужасную речь мистера Томского. Мистер Томский — не член палаты лордов, мистер Томский, как справедливо рассказывает Черчилль, человек, который занимает очень ответственный пост в Советской республике. Мистер Томский проводил свою юность не в Оксфорде, не в Кембридже с мистером Черчиллем, а в Бутырках, здесь в Москве. Тем не менее мистеру Черчиллю приходится говорить о мистере Томском. И нужно сказать: не очень дружелюбно говорит мистер Черчилль по поводу речи мистера Томского на конференции тред-юнионов в Скарборо. Томский там действительно речь произнес, и весьма неплохую, судя по впечатлению, какое она произвела на мистера Черчилля. Последний приводил выдержки из этой речи и характеризовал ее как сплошную варварскую бессмыслицу.

"Я держусь того мнения — сказал он, — что мы в этой стране в достаточной степени способны вести свои собственные дела, безо всякой помощи извне".

Он очень горд, мистер Черчилль, но неправ: его патрон, Болдуин, говорит, что надо учиться у Соед. Штатов Америки.

"Мы не хотим, продолжал Черчилль, иметь на своем столе свежеснесенное крокодилово яйцо к завтраку".

Это Томский, видите ли, снес в Англии крокодилово яйцо. Мистер Черчилль этого не любит: он предпочитает политику страуса, который прячет голову, а вы знаете, что страус и крокодил водятся в одних и тех же тропических владениях Англии. Дальше, мистер Черчилль совсем расхрабрился.

"Я не боюсь большевистской революции в этой стране. Я не критикую личностей".

И пр. и пр. Однако, он произносит бешеную речь против Томского, — значит боится. Он не критикует личность Томского, ни боже мой, он только называет его крокодилом. (Смех.) "Британия — не Россия!"… Это что и говорить!.. Черчилль продолжает: