Европа и ислам: История непонимания

Битва при Пуатье не остановила сарацин: в 734 году они взяли Авиньон, разграбили Арль и прошли по всему Провансу; в 737 году дошли до Бургундии, где захватили огромное количество пленников, которых обратили в рабов и отправили в Испанию. В ответ на это Карл Мартелл в 736–739 годах развернул военные действия против мусульман, обосновавшихся на юге Галлии, но ни одна из его кампаний не была по-настоящему успешной из-за двойной игры и предательства приближенных короля. Арабо-берберы и их набеги были одним из элементов сложной политической борьбы; спустя многие десятилетия, в коллективной памяти европейцев, сформированной под влиянием эпических произведений, эта борьба дополнительно получит религиозную окраску.

Вполне понятно поэтому, что на Западе распространялись тревожные настроения. Тревога чувствуется во многих текстах того времени — от латинского перевода псевдо-Мефодия, выполненного в бенедиктинском монастыре Сент-Жермен, до заметок Беды Достопочтенного, который, перерабатывая свою «Церковную историю народа англов» («Historia ecclesiastics gentis Anglorum») в 735 году (когда уже готовился покинуть бренный мир, эту юдоль скорби), с тревогой говорил об успехах сарацин и упоминал о сражении при Пуатье. Кроме того, англосаксонские источники позволяют сделать вывод, что сведений об исламе, пусть даже случайных и разрозненных, поступало гораздо больше, чем принято считать. Например, из записей заседаний двух церковных синодов, состоявшихся в Британии в 786 году, мы узнаем, что европейцам в какой-то мере была известна мусульманская традиция поститься в месяц Рамадан. Очевидно, источником была информация папских легатов и сведения, дошедшие через многочисленных монахов-бенедиктинцев.

Как известно, исламский мир за свою долгую историю знал лишь краткие периоды подлинного единства. Но если смотреть из средневековой Европы, в нем господствовало такое единство, какого не было среди христиан (хотя и считалось, что в христианском обществе оно должно существовать). Мы, глядя издалека, видим события того времени в глобальной перспективе и считаем, что такой взгляд со стороны европейцев вполне объясним (пусть даже и вызван простым совпадением), если принять во внимание, что в первой половине VIII века ислам распространился на территории, простирающейся от ал-Магриб ал-Акса до границ Китая и от Малой Азии до Африки. В 717 году арабы, как и за сорок лет до того, снова оказались у стен Константинополя, и возглавлял их Маслама, брат халифа из династии Омейядов. Император Лев III с трудом отразил арабское нападение, главным образом благодаря «греческому огню». Тем временем в начале VIII века правитель Месопотамии ал-Хаджжадж подчинил себе Хорезм, перешел Оке (ныне Амударья), занял Бухару и Самарканд и дошел до Белуджистана; могучее Персидское царство, которое веками держало в страхе римлян и византийцев, растаяло, как снег под лучами солнца. Битва при Таласе в 751 году обозначила границу между мусульманской и китайской сферами влияния. Эта граница прошла по Алтаю.

Однако к середине VIII века натиск мусульман, похоже, ослаб повсюду. Византийцы, благодаря непрестанным усилиям Льва III, взяли верх над мусульманами в Малой Азии; нашествие на Восток остановилось на границе Китайской империи; даже арабо-берберы, завоевавшие Пиренейский полуостров (к которым затем присоединились многие местные христиане, принявшие ислам), исчерпали свои силы. В 732 или 733 году мусульмане под командованием Абд ар-Рахмана I двинулись от Пуатье к Туру только для того, чтобы завладеть сокровищами франкской святыни — церкви св. Мартина (впрочем, сокровища были велики). Вполне вероятно, что они не собирались двигаться дальше, к тому же у них не было для этого сил. Так или иначе, мусульмане, как известно, были остановлены. Несколько лет спустя, в 759 году, франки под предводительством Пипина Короткого, сына победителя при Пуатье, изгнали сарацин из Нарбонны и преследовали их до самых Пиренеев. Отголоски сражений этого периода, вместе с непомерно прославленной битвой в Ронсевальском ущелье в 778 году и последующими событиями, дали обширный материал для эпических песен, которые, однако, получили широкую известность и были записаны только спустя два или три столетия. Как бы то ни было, после битвы при Пуатье произошел приток франков из Австразии[5] в Аквитанию, и это, возможно, стало завершением процесса, в результате которого Аквитания обрела черты «буферного государства» между франками и мусульманами.