Европа нового времени (XVII—ХVIII века)

Начиная с последней трети XVII и на протяжении почти всего XVIII в. в растущей внешней торговле быстро увеличивался удельный вес ввоза и вывоза из колоний. При общем пятикратном возрастании объема французского вывоза и ввоза за 1715–1789 гг. торговля с европейскими странами выросла в 4 раза, а с колониями — в 10 раз. При этом большая часть импортируемых колониальных продуктов реэкспортировалась в другие европейские страны. Так, из Бордо, на который приходилась примерно четвертая часть заморской торговли, реэкспортировалось ¾ ввозимого сахара и ⅘ кофе. Примерно такой же была доля реэкспорта и в голландской внешней торговле. К началу XVIII в. треть английского вывоза, который ранее традиционно состоял преимущественно из шерстяных изделий, занял реэкспорт сахара из Вест-Индии, табака из североамериканских колоний и ост-индских хлопчатобумажных тканей. По общему объему английская торговля по-прежнему превосходила французскую, но росла значительно более медленными темпами.

Примерно к 1730 г. французам удалось заметно потеснить своих британских конкурентов с европейского рынка колониальных товаров, продавая по более дешевым ценам сахар и кофе, а реэкспорт англичанами ост-индских хлопчатобумажных изделий наталкивался на многочисленные тарифные рогатки, установленные европейскими правительствами для охраны своих льняных и шерстяных мануфактур. В результате английский реэкспорт к середине века составлял около половины всего вывоза, а весь объем внешней торговли за 1716–1788 гг. увеличился почти в 2,5 раза, т. е. все же возрастал вдвое медленнее, чем внешняя торговля Франции. Большое значение для англичан в первой половине XVIII в. имело господствующее положение на португальском рынке, который поглощал от 10 до 20 % британского экспорта. Однако еще до этого резко возросло значение рынка британских колоний в Северной Америке, доля которого с 1701 до 1790 г. выросла с 6 до 30 % английского вывоза, и поставки дешевого риса и индиго в 70-е годы были причиной сравнительно высоких темпов роста реэкспорта.

Распространенная точка зрения, что Семилетняя война разрешила англофранцузское соперничество в пользу Великобритании, может быть принята не без серьезных оговорок. Окончательно этот спор был решен позднее, после широкого развертывания в Англии промышленного переворота. В первые же годы после Семилетней войны французские колонии переживали время быстрого экономического роста и уже к 1767 г. превзошли британские владения по размерам вывоза своих продуктов. И в торговле со странами Леванта (Ближнего Востока) Франция обогнала Великобританию, впереди которой оказались также Нидерланды и Венеция. К 1789 г. французская заморская торговля превысила английскую по общему объему и стоимости. Англичане имели явное превосходство только в торговле с Индией и Китаем и сохраняли почти монопольное положение на североамериканских рынках. Еще в 60-е годы Шуазёль пытался усилить французский флот, строились планы возобновления борьбы против Англии за возвращение областей, потерянных в Семилетней войне. Однако осуществление крупных военных приготовлений было невозможным из-за плачевного состояния французских финансов. Опасаясь банкротства, Людовик XV предпочел внезапно в декабре 1770 г. дать отставку Шуазёлю, 12 лет руководившему внешней политикой Франции. Впрочем, увольнение этого неглупого, хотя и малоудачливого дипломата было связано и с тем, что он, во многом державшийся благодаря поддержке маркизы Помпадур, успел вызвать неудовольствие новой королевской фаворитки Дюбарри.

Небезынтересно отметить, что через призму соперничества с Францией и вообще конкуренции с другими государствами рассматривали привилегированные слои буржуазии, стоявшие у власти в Англии, рост капиталистического уклада в странах континента и даже развитие идеологии во Франции, особенно политических идей. Следование другими странами в этой сфере английскому примеру вызывало не столько удовлетворение национального самолюбия, сколько опасения, что такое «подражание» может привести к усилению торговых конкурентов. Недаром даже журнал «Мансли ревю», выражавший в 60-е годы настроения радикальной оппозиции, приветствуя защиту знаменитой «Энциклопедией» «благородной системы гражданской свободы», все же добавлял, что тем не менее: «Мы, как англичане, не имеем основания радоваться постепенному распространению этой системы у наших соперников»[131].