Европа, тюрки, Великая Степь

Чиновник московского Посольского приказа Григорий Котошихин, бежавший в Швецию, тоже оставил сведения о той политической культуре в Московском государстве, когда Иван Грозный назвался «белым царем», то есть принявшим корону монголов. Почему «белым»? Здесь своя нехитрая история. Отдавая старшему сыну Джучи во владение земли «до тех мест, до которых дойдут монгольские кони», Чингисхан велел вывесить белый флаг, а Дешт-и-Кипчак назвать Джучиево царство, его владыку — Белым ханом.

Русские правители, следуя этой традиции, в начале XVI века начали именовать себя титулом белый царь или белый хан, что прямо связывалось с «белой костью».[71] То есть бахвалились родством с Чингисханом! Даже так Москва подчеркивала собственное превосходство на «всея Руси».

А Москва выказывала величие не на словах, она собирала армию чиновников — страшную и главную свою силу. Как отмечал Котошихин, до начала его службы дьяков было всего около ста, а подьячих тысяча, но к концу века канцелярская армия выросла до 4657 человек. Почти три тысячи из них сидели в приказах московских. Они и мутили воду. В них была та сила, которую боялись все. Воинство московское завертит, закрутит в бумажном водовороте любого.

Москва не только делами, но даже архитектурой повторила Сарай-Берке — столицу Орды. В ней сделали лучевую планировку: каждая улица начиналась от Кремля и дотягивалась до самой крайней, захудалой постройки, не упуская из виду ни большого, ни малого. Улицы уходили из города, становясь дорогами, связывающими столицу с окраинами… Взгляду, брошенному из Кремля, ничто не препятствовало. Бюрократическая паутина опутала город и всю страну.

Каменный Кремль построили в тюркском стиле, распространенном в Дешт-и-Кипчаке.[72] И в этом тоже не было случайности. Москва того времени мало чем отличалась от Казани или иного крупного города Степи: ее архитектура — шатровая! — была той, о которой еще во времена Аттилы рассказал византийский посланник Приск.

Впрочем, об архитектурном лице Москвы специально тогда не думали: было не до него, он складывался сам собой, по аналогии с известным. А приехавшие тюрки знали только тюркское, «дештикипчакское». Его и строили. Приказы, конторы — вот что интересовало городскую власть. Не их внешний вид, а их внутренняя суть. Время было такое — смутное и бурное сразу.

Кремль желал пронизать территорию Руси новыми «рычагами управления и принуждения», привязать всех к Москве. Важно было любыми путями укрепиться в роли правителя, показать свою силу и незаменимость.

Иностранцы, попав в Москву, были обескуражены. Обман, надувательство процветали на всех этажах общества.

Показательны записки Поссевино, папского посла у Ивана IV. Царь убежден, писал посланник, что он — «могущественнейший и мудрейший правитель на свете», «наследник Монгольской империи»… (До царя Алексея Михайловича, то есть почти сто лет, Москва ходила в наследниках монголов.[73])

Тогда и укрепилась за тюрками эта унизительная кличка — «татары», чтобы не путали их с новоявленными «белыми монголами». Каких только не появилось «татар» — волжские, тульские, крымские, сибирские, рязанские, донские, белгородские, кавказские и другие. Все кипчаки попали в «татары». Вернее, не все, а те, кто не пошел в услужение Москве, кто надеялся сохранить лицо и сберечь честь предков. Кипчаков-перебежчиков назвали уже по-новому — «русскими». Они и есть те русские, которые получились из татаро-монголов.

Один из них, по имени Арбат, возглавил царскую опричнину… На расстоянии полета стрелы от Кремля этот казанский удалец заложил слободу головорезов-опричников. Имя тюрка Арбата поныне украшает город. Англичанин Джером Горсей так и писал: «Царь и его люди, немилосердные татары…» Новым русским на Руси жилось очень вольготно, они были и грабителями, и судьями одновременно.

А русы, когда-то объявившие себя славянами, на глазах у всех превращались в монголов. И это им опять «удалось». Особенно при новом царе Симеоне Бекбулатовиче, тогда в 1575 году свои корни начал скрывать даже Иван Грозный.[74] Федор становился Булатом, Петр — Ахматом, Матвей — Муратом. Как память о тех безумных днях остались на Руси фамилии.

В «Сборнике материалов, относящихся к истории Золотой Орды» есть перевод из сочинения Ибн-абдез-Захира, человека, сведущего в политике, он был секретарем египетского султана Бейбарса. Ему ли не знать тайн правителей, с которыми общался Египет?

Однако, прежде чем рассказать об этом отрывке, необходимо представить султана Бейбарса, личность величественную. Он — из тех тюркских детей, которых монголы продали в рабство на Ближний Восток. Там из мальчиков-рабов воспитывали воинов-рабов, мамелюков. К слову, предки маршала Мюрата были мамелюками. Мальчики показывали чудеса боевого искусства.