Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.

На почве этих интересов и этих настроений вопрос о Константинополе и проливах опять (уже не впервые в истории русской дипломатии) выдвинулся понемногу на первый план. Еще в министерство Извольского нельзя было ставить его с очень большой четкостью и резкостью: слишком свежи были маньчжурские раны, слишком еще было мало уверенности в прочной победе над революцией, и Столыпин определенно не желал войны, высказывая убеждение, что война повлечет непременно новую (и, быть может, на этот раз победоносную) революцию. Но при Сазонове положение изменилось. Столыпина не стало, Коковцов, тоже решительный враг военных авантюр и воинственной политики, не имел никогда такого веса, да и такой энергии, как Столыпин; армия реорганизовывалась, и об этом очень много говорили, так что создавалось впечатление гораздо более яркое, чем могли ожидать сами деятели этого «возрождения русской армии», знавшие, до какой степени все же русская армия еще не готова к большой европейской войне; революционное движение не возобновлялось, и с каждым годом память о пронесшейся в 1905 г. буре тускнела; несколько последовательных урожаев отразились благоприятно на русских финансах. Все это облегчило Сазонову в Петербурге, Извольскому в Париже, Гартвигу в Белграде их дело. Уже в 1912–1913 гг. во время обеих балканских войн были позывы активно вмешаться в дело. Только нежелание Пуанкаре в Париже и Грея в Лондоне поддержать русскую политику на Балканах подействовало сдерживающим образом. В 1913 г. и в первые месяцы 1914 г. неоднократно в Петербурге ставился этот вопрос — о целях русской политики, — и на трех совещаниях Сазонов развивал идею, что близится срок, когда Россия должна заявить свои державные права на Константинополь и проливы[71].

Таким образом, это течение в правящих сферах Петербурга решительно торжествовало в 1912–1914 гг.

Второе течение в правительственных сферах было решительно враждебно этой воинственной политике. Во главе представителей этого второго течения стоял П.Н.Дурново, бывший министр внутренних дел в кабинете графа Витте в 1905–1906 гг., а после отставки — член Государственного совета. Во всех вопросах внутренней политики он был крайним реакционером и, например, в борьбе против революции считал возможными и допустимыми все без исключения средства. Приверженцами его взглядов на внешнюю политику среди правительственных лиц были — если вычесть Коковцова, Витте[72] и немногих других — в подавляющем большинство случаев тоже самые крайние консерваторы, вроде Шванебаха. И это не было случайностью: для Дурново центром всех интересов было сохранение монархии в России по возможности в том виде, в каком она удержалась после подавления революционного движения 1905–1907 гг., и вообще внешняя политика его интересовала исключительно постольку, поскольку она могла либо поддержать, либо уничтожить русскую монархию. Тот же самый внутреннеполитический мотив являлся решающим и для его сторонников. Взгляды свои П.Н.Дурново изложил в особой записке, переданной им императору Николаю II в феврале 1914 г.[73].

Отметим лишь самое главное из этого любопытного документа. Скептик и циник по природе, хорошо знавший и друзей и врагов, Дурново проявляет здесь большую проницательность. «Центральным фактором переживаемого нами периода, — пишет Дурново, — является соперничество Англии и Германии. Это соперничество неминуемо должно привести к вооруженной борьбе между ними, исход которой, по всей вероятности, будет смертелен для побежденной стороны. Слишком уж несовместимы интересы этих двух государств, и одновременное великодержавное их существование рано или поздно окажется невозможным». Но, по мнению Дурново, России не следует ни в коем случае принимать активного участия в этом столкновении: «Германия не отступит пред войной и, конечно, постарается даже ее вызвать, выбрав наиболее выгодный для себя момент. Главная тяжесть войны, несомненно, выпадет на нашу долю». Он предвидит, что, может быть, Италия, Румыния, Америка, Япония выступят также на стороне Антанты против Германии, по мы-то очень уж неподготовлены: недостаточность запасов, слабость промышленности, плохое оборудование железных дорог, мало артиллерии, мало пулеметов. Польшу Россия не удержит во время войны, и Польша вообще окажется очень неблагоприятным фактором в войне. Но допустив даже победу над Германией, Дурново не видит от нее особого прока. Познань и Восточная Пруссия населены враждебным России элементом, и нет смысла и выгоды отбирать их у Германии. Присоединение Галиции оживит украинский сепаратизм, который «может достичь совершенно неожиданных размеров». Открытие проливов! — Но его можно достичь легко и без войны. От разгрома Германии Россия экономически не выиграет, а проиграет, по мнению Дурново. Как бы удачно ни окончилась война, Россия окажется в колоссальной задолженности у союзников и нейтральных стран, а разоренная Германия, конечно, не в состоянии будет возместить расходов.