Европа в эпоху империализма 1871-1919 гг.

На этот раз речь была поведена еще более ясно. Вильсон снова и гораздо настойчивее и резче требовал удаления Вильгельма с императорского престола. Одновременно подчеркивалось, что перемирие будет равно разоружению Германии и безусловной ее покорности воле победителей. У нас есть свидетельство фон Пайера, вице-канцлера в кабинете Макса Баденского. Вот как он описывает впечатление от второй ноты Вильсона в заседании кабинета 17 октября 1918 г.: «Когда получена была вторая нота Вильсона, все окончательно пали духом, видя, что дело идет о нашем существовании».

На этом же заседании Людендорф, вдруг снова приободрившийся, говорил, что еще возможно сопротивление. Вторая нота Вильсона так явно клонилась к полной капитуляции Германии, что отчаяние как бы вдруг придало энергии побежденному вождю. Но его оптимистические надежды уже никого не утешали. Так, в этом же заседании 17 октября 1918 г., т. е. меньше, чем за две недели до того, как Австрия пошла на сепаратный мир (и тут же распалась на свои составные части, а ее армия прекратила свое бытие), Людендорф уверенно заявил: «Дух австрийской армии удивительно хорош». И еще прибавил, чтобы уж совсем успокоить своих слушателей: «Падение Австрии, конечно, имело бы очень неблагоприятные последствия; но очень сомнительно, чтобы оно имело влияние на наши войска, так как поражение Болгарии не произвело на них никакого впечатления».

Едва ли он сам верил своим словам, и кабинет, обсуждавший ответ на вторую ноту Вильсона, никакого внимания, конечно, на эти слова Людендорфа не обратил. «Не можете ли вы поднять дух масс?», — спросил Людендорф у Шейдемана на заседании. «Это вопрос о картофеле, — ответил Шейдеман; — у нас нет мяса, и нам недостает ежедневно четырех тысяч вагонов картофеля. У нас вовсе нет жиров. Нужда слишком велика».

Чтобы попытаться спасти императора, кабинет принца Макса Баденского решил в ответ на вторую ноту Вильсона в самом спешном порядке изменить германскую конституцию. 20 октября прошла через рейхстаг статья, по которой впредь объявление войны может последовать только с согласия рейхстага, и другая статья, которая устанавливала самым формальным и резким образом парламентарное правление: отныне требовалось законом, чтобы канцлер оставался в должности лишь до тех пор, пока он пользуется доверием рейхстага. Дальнейшие быстро проведенные законоположения лишали императора всякого права назначать, повышать, перемещать или увольнять офицеров и весь командный состав армии и флота без контрассигнования властей (канцлера или министра), ответственных перед рейхстагом. Всеми этими реформами стремились угодить Вильсону, требовавшему фактического низведения к нулю императорской власти. Но кабинет далеко не был уверен в успехе. В стране уже громко говорили о необходимости отречения императора. Конечно, большинство мечтало о добровольном и немедленном отречении. Но мечты эти были напрасны.

2. Третья нота Вильсона. Капитуляция Турции. Капитуляция Австрии и Венгрии

Полковник Ниман, проведший неразлучно с Вильгельмом все это время, оставил нам показания о том, что творилось во дворце в эти роковые для династии Гогонцоллернов октябрьские дни. Несмотря на ненужные никому, кроме автора, лирические излияния и назойливо подчеркиваемое верноподданническое благоговение его по адресу Вильгельма, книга Нимана — единственное до сих пор касающееся императора свидетельство об этих днях, и без нее обойтись нельзя[168].

Вот как передается смена настроений императора, — если не самим Ниманом, то очень внятным голосом тех фактов, которые Ниман описывает, не всегда их понимая или не желая понять.