Европа в пляске смерти

«Мы — латинцы, Signorimiei, мы — латинцы, — повторяет какой-то маленький адвокат в компании плохо слушающих его, но совершенно с ним согласных коллег, — не будем забывать этого. Черт возьми, если не в этот раз, то никогда. Если не в этот раз, черт возьми, то скоро все господа в странах итальянского языка будут немцы, а нам останется только чистить им сапоги и вертеть шарманки».

Немцы за соседним столиком прислушиваются, и вдруг один подымается и на довольно правильном итальянском языке обращается к оратору: «Разве немцы не были всегда в течение долгих уже последних лет лучшими друзьями Италии? Разве вы не живете в самом тесном общении с ними здесь, в нашей родной Швейцарии?». Но двое его коллег хватают его за фалды и усаживают за стол. Один из них не без нервности объясняет ему, что из подобной попытки объясниться всегда выходит только «колоссале скандаль».

Так здесь живут сейчас. И с этого пункта, как мне кажется, можно прекрасно наблюдать и вблизи, и вдали этот процесс сотрудничества и взаимопроникновения народов и культур. Ибо надо помнить, что перед лицом тех великих сил, из дланей которых вышла царственная красота Черезио, войны народов и их взаимная ненависть, то, что они воспринимают как взаимоистребительную борьбу противоположных начал цивилизации, является моментом в вечном процессе взаимоприспособления и сотрудничества всего живущего.

И печально лишь то, что человеческое сознание, в лучшем смысле, в состоянии лишь робкими шагами идти за этим процессом и кажется таким жалким везде, где начинают руководить им, тем более жалким, чем в более самоуверенный мундир рядится.

Скажу еще, что нигде эта тревожная сутолока с недоверием и злобой смотрящих друг на друга людей, соседей, не контрастирует так с таинственной и торжественной улыбкой природы, как здесь, на Луганском озере.

«День», 15 мая 1915 г.

Воздушная война *

Я хочу передать сведения о некоторых сторонах воздушной войны, как они рисуются французскими специалистами этого дела после полугодового опыта.

Как известно, в начале бомбардировка городов, и в том числе Парижа, производилась исключительно при помощи аэропланов («таубе»).

Немецкая аэронавтика довольно долго была чисто подражательной, и «таубе», изобретенный австрийским миллионером Эттрихом ¹, был первым актом технического творчества в этой области со стороны немцев.

Очень скоро «таубе» достигли того совершенства, на которое сейчас способны и которое ставит их в ряд первоклассных воздушных машин.

В 8 минут «таубе» в состоянии подняться на тысячу метров, нести с собою 300 кило тяжести и держаться в воздухе 6 часов, пролетев за это время пространство в 420 миль.

«Таубе», — по-видимому, доминирующий тип в германской аэронавтике, а, как известно, германская эскадра авионов — самая большая в мире — насчитывала и до 1 августа 1914 года, по сведениям «Аэрофила», до полутора тысяч аппаратов.

Ходят слухи, что для обстреливания городов Германия обладает еще одной чудовищной машиной. Это колоссальный биплан с четырьмя моторами «Мерседес» ²по 225 лошадиных сил каждый. На нем могут взлететь четыре пассажира, неся с собою в течение десяти часов тысячу кило взрывчатых веществ. Это нечто вроде аэробуса Сикорского ³. Говорят, что именно подобная машина бросала бомбы в окрестностях Лондона, причем в тумане ее приняли за цеппелин. Может быть, однако, что это относится к области легенд.

Нападательное средство аэропланов у немцев большей частью сводится к зажигательным бомбам и так называемым гранатам Разена, которые весят около 1 кило. «Таубе» может нести с собою до 50 подобных бомб.

Для борьбы между собою аэропланы утилизируют небольшие митральезы, или автоматические ружья.

Еще прадед наших авионов — знаменитый французский изобретатель Адер ⁴, в свое время никем не признанный, изобрел ту металлическую стрелу, которая теперь получила такое широкое распространение в качестве оружия авиаторов.

Сейчас эта стрела усовершенствована таким образом: авиатор берет металлическую коробку, раскрытую сверху, в которой поставлено 50 стрел острием кверху. Как известно, стрелы эти устроены так, что при падении поворачиваются острием вниз. Они, вылетая из коробки, поворачиваются и расталкиваются между собой, тем самым автоматически разбрасываясь дождем на довольно широкое пространство.

Каждый авиатор несет с собою 5000 таких стрел. «Официальный журнал» с похвалой упоминает об адъютанте Мезерге, который бросил в один полет 18 бомб и 5500 стрел.