Европа в войне (1914 – 1918 г.г.)

Те обстоятельства, которые возродили французскую армию, должны были, наоборот, внести фермент разложения в немецкую армию на западном театре. Пока она двигалась по Бельгии и северной Франции, как ядро, выпущенное из пушки, динамика движения не оставляла места для работы мысли и критики. Пролетарские корпуса под юнкерской командой превратились в целостный организм большой силы. Но движение его приостановлено. Война превратилась в позиционную, стена против стены. Et la muraille tenait toujours. Французы закопались в своей земле и защищают ее. Немцы приостановлены в своем движении по чужой земле. Жизнь в траншеях странным образом сближает их с врагом, защищающим свою землю. Вот уже больше недели, как военные действия на большей части линии почти приостановлены. И тот подстреленный заяц, которого немецкие солдаты обменивают на табак, свидетельствует, что стихийная сила немецкого натиска на Францию сломлена.

Но это вовсе не значит, что здесь сломлена сила немецкой армии. Весь образ действий генерала Жоффра[23] показывает, что он не питает на этот счет никаких иллюзий. Если бы французская армия перешла к решительному наступлению и если б это наступление увенчалось на первых шагах успехом, немцы в обороне приобрели бы снова все те преимущества, которые они утратили в наступлении. Вот почему стена неподвижно стоит против стены, а в Париже установилось настроение спокойной безвыходности, именно потому спокойной, что это – безвыходность для обеих сторон.

Париж, Декабрь 1914 г.

«Киевская Мысль» N 334, 4 декабря 1914 г.

Л. Троцкий. БОСНЯК-ВОЛОНТЕР

Взятие австрийцами Белграда[24] снова вернуло на время общественное мнение Европы к исходному моменту настоящей войны – к сербскому вопросу. По странной случайности я в самый день, а может быть, и час вступления австрийцев в Белград вел в одном из французских военных госпиталей беседу с раненым сербом-добровольцем. Босняк-революционер, австро-венгерский дезертир, он поступил добровольцем во французский флот, надеясь принять участие в операциях у берегов Далмации и служить одним из посредников между англо-французским десантом и туземным населением. Дело, однако, до этого не дошло, и молодого босняка, несмотря на все его протесты, из флота перевели в иностранный легион (legion etrangere). Раненый в грудь, он сильно лихорадил и в поту говорил мне в лионском госпитале о гибели Сербии и всего молодого поколения боснийской интеллигенции. Я узнал от моего собеседника много интересных, но еще не подлежащих опубликованию подробностей о всей той группе боснийской молодежи, которая прошла перед нами в процессе над убийцами австрийского престолонаследника. Это поколение воспиталось на русской, преимущественно народнической литературе. Герцена,[25] Бакунина,[26] Лаврова,[27] Михайловского[28] оно считает своими учителями. «Все для народа и все через народ». Культурно-отсталое, забитое, опутанное крепостными сетями, боснийское крестьянство было для боснийской интеллигенции «народом». Свою скромную просветительную работу она увенчивала радикально-народническими воззрениями. Из Белграда шло другое влияние, – революционно-карбонарское.[29] Оно питалось не вопросом об экономической и культурной участи боснийских крестьян, а вопросом о национально-государственном объединении сербства. Венское правительство говорило неправду, когда изображало дело так, будто центром великосербской «пропаганды действием» было министерство Пашича.[30] Наоборот, главные усилия осторожной старо-радикальной партии направлялись на преодоление великосербского карбонарства, центром которого было молодое офицерство, совершенно утратившее представление о возможном и невозможном после побед над турками и особенно над болгарами. "От нас, босняков, требовали действий во что бы то ни стало. Мы пробовали упираться, говорили, что хотим на месте служить своему народу. Но эта работа становилась все менее и менее возможной. Успехи Сербии в балканских войнах удесятирили подозрительность габсбургских властей. Нас начали преследовать, закрывать легальные общества, конфисковывать наши газеты, а из Белграда от нас властно требовали «действий». Австро-венгерские власти и белградские карбонарии работали таким образом в одном и том же направлении. Результатом явилось сараевское покушение[31] и истребление всего молодого поколения боснийской интеллигенции. Вот на этой карточке изображен один из наших вождей: он дезертировал в начале войны, сражался в рядах сербской армии, был взят в плен и погиб, – французские газеты писали, что толпа сожгла его живьем. Мы все погибли, все наше поколение. Я хотел учить боснийских крестьян грамоте и объединять их в кооперативы, а меня вот прострелила немецкая пуля под Суассоном, и я погибаю за дело, которое я считаю чужим делом. И Сербия погибнет: Австрия поглотит ее… А как невыносимо мне думать, что мы вызвали эту мировую войну! Вы говорите, что она имеет более глубокие причины? Конечно, не спорю, но толчок событиям все-таки дало сараевское убийство"…