Европа в войне (1914 – 1918 г.г.)

В одном, как и в другом лагере утверждают, что нужно идти «до конца» – именно для обеспечения мира: нужно сразить противника, обуздать его или обескровить, дабы помешать ему в близком времени начать новую войну: «нужно избавить наших сыновей от тех страданий, какие переносим мы». Эта идея также не нова. В своей книге «Чтобы покончить с Германией» г. М. Прива приводит, в качестве эпиграфа, заявление Комитета Общественного Спасения в 1794 г.: «Франции не перемирие нужно, но мир, который положил бы конец войнам, обеспечивая за республикой ее естественные границы». Сейчас, когда «Temps», помимо Эльзас-Лотарингии, выдвинул требование «естественных границ» (левый берег Рейна), официоз республики тоже прикрывается идеей «мира, который положил бы конец войнам». Народы, к несчастью, плохо знают свою историю, и поэтому они так плачевно делают ее. Но лорд Кромер достаточно хорошо знает исторические прецеденты, и это не позволяет ему питать доверие к новейшим перепевам старой лжи.

Английскими пацифистами, в частности International Defence League[245] (Международной лигой защиты), разработано было за последнее время немало проектов, имеющих целью положить конец войнам. В основе этих проектов всегда лежит идея третейского суда, или верховного «совета наций», решения которого должны пользоваться обязательной силой. Но как обеспечить ее? Одни предлагают предоставить в распоряжение третейского суда «интернациональную» армию и такой же флот, чтобы силой обеспечивать соблюдение международных постановлений. Другие же более скромно предоставляют по-прежнему каждой нации ее национальную армию – «под условием», чтоб эта армия употреблялась только против нарушителей международного права и постановлений третейского суда. Таким образом, для обеспечения вечного мира нужны будут, как видим, время от времени… «справедливые» войны.

Международная военная сила, говорит Кромер, созданная, как орудие принудительного выполнения постановлений третейского суда, должна необходимо повлечь за собою уменьшение или полное упразднение национальных армий. «Но Англия – заявляет наш автор – никогда не согласится ослабить свой флот, в котором она видит свою главную защиту», т.-е. защиту своего империалистического господства над морями и колониями. Если так рассуждает Англия о флоте, то было бы трудно ожидать – говорит «L'Eclair», – чтоб континентальные державы иначе рассуждали о своих армиях. Далее. Каков будет состав третейского суда? Неужели все страны будут иметь в нем равное право голоса? Кромер уверен, что могущественная Англия никогда не согласится на это. Можно ли предполагать, что судьи, делегированные Англией, постановят приговор против Англии? А если Англия откажется выполнять постановления третейского суда: можно ли думать, что английские солдаты в составе интернациональной армии будут с оружием в руках принуждать свою собственную страну к подчинению? Кромер сомневается в этом. И в обоснование своих сомнений он приводит очень яркий исторический пример: войну Англии с бурами. Весьма вероятно, говорит он, что третейский суд признал бы в этом случае Англию неправой. Но Англия вероятнее всего… не признала бы третейского суда.

II

Какими критериями должен был бы руководствоваться третейский суд, если б его удалось установить? Критериями обороны и нападения? Реалистический буржуазный писатель начисто отвергает этот принцип, достойный нотариуса, а не политика. Священный Союз,[246] напоминает он, создал свои «гарантии мира», основанные на порабощении народов. Можно ли было считать этот порядок неприкосновенным? В 1859 – 1860 г. г. итальянцы сознательно вызвали войну с угнетательницей-Австрией: значит ли это, что «право» было на стороне Габсбургов? В 1912 году балканские страны напали на Турцию. Значит ли это, что «право» было на стороне империи османов? Нет, заключает Кромер, мы знаем войны наступательные с начала до конца и в то же время освободительные, т.-е. исторически прогрессивные. Но если так, то всякое правительство, открывая наступление, может провозгласить свою войну освободительной? «Здесь именно и заключается почти неразрешимая трудность», – меланхолически свидетельствует «L'Eclair».