От Барселоны до Кадикса и от Кадикса далее, в течение первых восьми – десяти дней погода стояла прекрасная: солнечная, ровная, по ночам душно, несмотря на открытое окно каюты. Это – в конце декабря и начале января. Испанское солнце, Гольфштрем!..
Опытные путешественники, заменяющие в дороге старожилов, предсказывали на послезавтра, потом на завтра резкие перемены в температуре воды и воздуха. Но на «завтра» и на «послезавтра» погода становилась еще лучше вчерашней, и опытные путешественники, с ссылками на помощника капитана и метр-д'отеля, утверждали, что это ненормально и что Гольфштрем оказывается шире, чем ему полагалось быть… Тем не менее, матросы натянули по бортам верхней палубы защитную парусину, к великому недоумению публики. Но когда проехали Новую Землю, погода дрогнула, – ветер, затем дождь, корабль закачало серьезнее, кое-кто перестал обедать. А дальше пошло все хуже. «Монсерат» трещал и захлебывался. На палубе встречаются одиночки. Боксер качается и блещет афоризмами.
– Что такое океан? Сферическая пустота, наполненная взбунтовавшейся холодной соленой водой… Французский поэт назвал океан старым холостяком. Пусть так! Но от него мутит, тошнит и рвет.
Большинство пассажиров лежит вповалку.
Воскресенье, 13 января 1917 года. Въезжаем в Нью-Йорк. В три часа ночи пробуждение. Стоим. Темно. Холодно. Ветер. Дождь. Причалил к нашему почтовый пароход. Оборвалась веревка. Столкнулся с нашим и чуть не расшибся. Крики. Светает. В порту, опустевшем за время войны, все же много судов. Серое небо над серой зеленой водой. Сверху каплет. Тронулись снова. Берег в тумане. Зимние деревья, портовые здания. Все подсказывает громадину, которая пока еще скрывается в сумерках туманного утра.
На этом Испания заканчивается.
VIII. В Соединенных Штатах Северной Америки
Л. Троцкий. КЛЮЧ К ПОЗИЦИИ
Бетман-Гольвег жаловался во время последней сессии рейхстага на то, что враждебные правительства не хотят отдать себе отчет в «военной карте», как она сложилась в течение 22 месяцев войны. И он угрожал им, что всякая новая перемена этой военной карты будет происходить только в ущерб державам Согласия. У самого Бетмана есть достаточно оснований стремиться к миру – не меньше, чем у его врагов. Именно поэтому имперский канцлер, нимало не отказываясь от «разумных» аннексий, с такой неожиданной в эпоху «гражданского мира» яростью выступил против крайних германских аннексионистов и вызвал этим великий энтузиазм в лагере достаточно потрепанных событиями немецких социал-патриотов. Силен германский милитаризм, но аппетиты германских империалистов несравненно сильнее!
Мы уже писали здесь о том, как из многомесячной стратегии застоя политически выросла для всех участников необходимость движения. За последние месяцы мы были свидетелями этих «движений», которые развернулись только для того, чтобы оправдать пословицу: – «plus ca change, plus ca reste la meme chose» (чем больше перемен, тем больше все остается по-старому). На успехи турок против англичан в Месопотамии были ответом русские успехи в Армении. Трапезунд против Кут-Эль-Амары! Австрийское наступление на итальянском фронте, сведшее на нет годовые усилия и жертвы итальянской армии, вынуждено было приостановиться, прежде чем успело внести серьезные перемены в общую картину войны. Для параллелизма открылось успешное русское наступление по галицийскому фронту. Имелось или не имелось полное равновесие потерь в морском сражении у Ютландии, но ясно, что оно ничего по существу не меняет в соотношении сил германского и англо-французского флотов. Наконец, непрерывные бои под Верденом остаются наиболее чудовищным выражением стратегической и политической безвыходности. Plus ca change, plus ca reste la meme chose. Правящие группы и партии Европы за последние месяцы снова сосредоточили свои взоры на Америке. Вмешательство Соединенных Штатов должно было, по замыслу одних, дать их группировке непосредственный перевес военной силы, или, как надеялись другие, ускорить заключение мира на основах, отвечающих действительной «карте войны». Но Вильсон не дал ни того, ни другого. Американский капитал устроился сейчас слишком хорошо, чтоб у его правительства могли быть основания для слишком торопливого и рискованного вмешательства в европейские события. Рузвельт,[283]
тяжеловесный американский Тартарен,[284] поднял знамя немедленного вмешательства в войну на стороне держав Согласия и был жестоко наказан республиканской партией за свой авантюристский «идеализм»: молчаливый и осторожный верховный судья Юз почти без усилий уложил своего соперника на обе лопатки. Юз[285] – не германофил и не франкофил, он не за войну и не за мир, – он находит, что и так хорошо. Европа разоряется, Америка обогащается. Будет ли переизбран Вильсон, или же на смену ему придет Юз – положение не изменится.«Наше Слово» N 138, 15 июня 1916 г.
Л. Троцкий. ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО