Европа

Он вошел. Там, где только что стояло кресло на колесах, в котором сидела Эрика, он увидел диван: на диване лежала немолодая дама и читала яркий журнал. У нее не было ничего общего с Мальвиной — пухленькая и низкорослая, похожая на пупсика, белобрысая, завитая, с челкой как у пуделя — воплощение той вульгарности, когда деньги заменяют все. Еще в комнате сидел мужчина, в котором с очень большой натяжкой можно было увидеть некоторое сходство с Бароном, но исключительно из-за одежды: он тоже носил серый костюм в клетку и галстук-бабочку. Впрочем, лицо его трудно было рассмотреть за струнами арфы, которые он перебирал кончиками пальцев, не умея извлечь из этого небесного инструмента ничего, кроме заунывного мяуканья. Дама отложила журнал и повернулась к Дантесу.

— What do you want? — спросила она, и, открыв французский самоучитель «Paris by night», повторила: — В чем дело?

Дантес застыл в дверях. Он уже ничего не понимал. Эрика никогда не рассказывала ему, что ее мать сдала один из этажей виллы американцам. И уж во всяком случае, хотя обстановка комнаты действительно отличалась от той, что он видел недавно, он был почти уверен, что вилла одноэтажная. Ко если цель этого маневра — сбить его с толку и заставить усомниться в ясности своего рассудка, то заговорщики — в том числе, безусловно, и великий иллюзионист Барон — могли гордиться успехом: Дантес так растерялся, столкнувшись с американской четой, что даже не мог с уверенностью сказать, что именно в этой комнате он видел Эрику, поедающую вишни в инвалидном кресле Мальвины. Впрочем, достаточно было выйти наружу, чтобы проверить, правда ли вилла одноэтажная, как он полагал. Но Дантес не стал выходить. Тревога и смятение, толкнувшие его на визит к Мальвине, поугасли после такого начала. К нему вернулась нерешительность — маленькая хитрость, к которой всегда прибегает слабоволие, шепча вам: «По крайней мере, я попытался». Все равно он ни в коем случае не открыл бы Мальвине истинную причину своего визита: он и так уже принес ей немало горя. Да и немыслимо было встретиться с ней через столько лет и при таких обстоятельствах. Его долг был щадить ее нервы, принять все необходимые меры без ее ведома, найти Эрику с помощью полиции, за неимением других средств. Он извинился перед американцами и вышел; вдогонку неслись вопли арфы.

Он уже спустился на несколько ступенек, когда ему показалось, что за дверью, которую он оставил полуоткрытой, весело рассмеялись. В принципе, ничего тревожного или ненормального, но то ли его предельное возбуждение придало этому смеху неверный оттенок, то ли смех действительно был на редкость неприятный, циничный и насмешливый, как будто кого-то освистывали, но Дантес похолодел и неподвижно застыл на лестнице, положив руку на мраморные перила: это был смех Мальвины. Вполне достаточно, чтобы подумать, что он видел саму Мальвину фон Лейден, обернувшуюся американской коротышкой при помощи колдовства, но, к счастью, его воображение не зашло так далеко, хотя он прекрасно знал, как бывают заразны психические заболевания. Точнее, воображение допустило эту мысль, но не дало себя обмануть. Дантес вернулся на виллу «Флавия» и вновь оказался в гостиной, со странным чувством, к которому он, впрочем, уже привык, будто он ее и не покидал.

Мальвина фон Лейден лежала на софе и смеялась, а Барон все еще безуспешно пытался выжать из струн арфы жалкие воззвания к темным силам. Удивительно, какую бесславную роль вынужден был играть этот инструмент, некогда служивший ангелам, в какие руки он попал, какие гнусные пиршества иногда венчает божественный дар, когда достается человеку. Барону всегда нравилось, что звучание арфы, его неумеренный лиризм и ностальгическое бульканье, так изумительно похоже на некоторые плаксивые жалобы человеческой души, — голос этого инструмента несомненно вызывал в уме представление об идеале, нельзя придумать ничего более подходящего для сентиментальных прогулок при луне и нежных вздохов, которые вылились в несколько самых прекрасных наших элегий.

— Ну что ж, — произнесла Мальвина, и на сей раз Дантес, стоявший за дверью, хотя он и не помнил, как снова очутился на лестнице виллы «Италия», без колебаний узнал ее голос, — судя по всему, наш милый мечтатель пребывает в безграничном изумлении. Может быть, мне не следовало устраивать этот маленький спектакль, потому что когда прошел первый шок, он наверняка заподозрил, что его с самого начала водили за нос, при участии дворецкого — как там его?.. Ах да, Массимо — и с помощью кое-какого добытого мною зелья. Я вовсе не хочу вызывать в нем чувство недоверия, как вам известно, это самое большое препятствие в нашем деле! Не правда ли, отличная шутка — поселить этих американцев в самом сердце виллы «Италия»? В конце концов, предсказывать будущее — моя профессия, почему же не оказать услугу нашей милой Европе? Раз — и готово.