Европеец

Португальская революция была делом нескольких злонамеренных людей; но масса народная не могла понимать ни цели, ни начал оной. Дабы представить начала сии менее отвратительными народу, признано было необходимым присоединить имя короля к изменениям в правлении, уже совершенным; ибо король был обожаем португальцами. Решено было употребить все усилия, чтобы заставить двор возвратиться в Португалию. Иоанн VI любил Бразилию. Повиновение, обычное жителям сей земли, доставляло ему возможность наслаждаться верховною властию без скуки, неразлучной с нею. И должно сказать, что страх долговременного морского плавания еще более привязывал его к Американскому материку. Нужно было скрыть от Иоанна VI тот план, вследствие коего хотели сделать его участником в ненавистной ему революции. Ему внушили, что присутствие его, возвратит к должному повиновению власти мятежных португальцев, и сиею хитростию восторжествовали над всеми его чувствами привязанности и отвращения.

Иоанн VI не сходил еще с корабля, на котором прибыл в Европу, как уже лишился всех обольстительных надежд своих. Кортесы предписали ему строжайшие законы и дошли до того, что назначили час, в который он должен выйти на берег. Государь самодержавный, он не был тираном. Под предлогом желания иметь в нем короля конституционного сделали его рабом, и он скончался злополучным.

Бразильцы исполнились величайшего негодования, когда увидели себя оставленные своим государем. Они не могли его возненавидеть, и любовь их обратилась в презрение. Последний центр единства, в коем сосредоточивалась Бразильская провинция, был у них похищаем в страну отдаленную. Справедливая гордость не позволяла бразильцам переплыть моря для возобновления власти, уже сокрушенной в Бразилии; но тогда повсюду обнаружились все гибельные и печальные следствия колониальной системы.

Вредное соперничество, бывшее между капитанствами, возникло с большею, нежели когда-либо, силою. Глубоко оскорбляемые гордым презрением столичных жителей, жители внутренних провинций принялись за исследование их привилегий. Каждая область желала быть первостепенною, небольшие города возмечтали сделаться столицею королевства, и жители степей, не имевшие понятия ни об искусствах, ни о просвещении, ни об удобствах жизни, с гордостью утверждали, что все без исключения можно найти в месте их рождения, и что округ, ими обитаемый, может обойтись без целого мира. Бразилия близка была к уничтожению от ужасного в ней безначалия, когда несправедливая, нелепая политика лисабонских Кортесов удержала ее в ее падении.

Португальский народ не мог видеть без горести совершившегося освобождения принадлежавшей ему колонии. По причине сего освобождения иссякал главнейший источник богатств Португалии. Она возвращалась на прежнюю чреду свою второстепенных держав. Освобождение Бразилии в одно и то же время оскорбляло национальную гордость португальцев и наносило вред их выгодам. По сим причинам собранием Кортесов постановлено было в необходимость снова подвергнуть Бразилию игу метрополии или потерять доверие португальской нации.

Ослепленные народною гордостию португальские законодатели, вероятно, почли не нужным взглянуть на карту Бразилии. Определение их, лицемерное и вместе неблагоразумное, восстановило прежнюю колониальную систему. Оно произнесло анафему и королевству Бразильскому и новому принцу, коему Иоанн VI вверил правление Бразилией по предписанию Кортесов. Дон Педро[5], уже супруг и отец семейства, должен был возвратиться в Европу, чтобы путешествовать под надзором наставника и читать с ним книгу о «Должностях» Цицерона или «Приключения Телемаха».

Оскорбление, общее и принцу и бразильцам, сблизило их между собою. Дон Педро не захотел повиноваться лисабонским законодателям; бразильцы признали его своей главою, выгнали португальских солдат и провозгласили свою независимость.

Новый государь обширной Бразильской империи имел 22 года от рождения. В юности был у него наставником достойный человек, датчанин Родемахер[6]. Но испорченный двор Иоанна VI смотрел с равным предубеждением на ученость и добродетели.

Мудрый наставник был удален разными происками, и единственным учителем Принца, с того времени, был францисканец Антонио д'Аррабида[7], ныне Епископ in partibus53*. Этот монах слыл человеком ученым в своем ордене, но познания ученейшего из францисканцев были еще очень ограничены, а отец Антонио д'Аррабида не хотел и их всех передать своему воспитаннику. Дон Педро от природы получил счастливые способности — ум, память и душу возвышенную. Если бы воспитание развило сии драгоценные семена, если бы оно вскоренило в юном инфанте некоторые наклонности, если бы пример дурной не представился первый его взорам, если бы изучением наук важных положена была преграда его быстрому воображению, и скажем наконец, если бы, приняв кормило правления, он нашел помощников с большими дарованиями и рвением, Дон Педро мог бы создать на прочных основаниях цветущую и законно свободную империю.