Европейская поэзия XVII века

Из коней из мавританских,
Что, утративши владельцев,
Средь кровавых лун искали
Незатоптаниую зелень,
Выбрал дворянин испанский
Скакуна, — своих собратьев
Заглушал он громким ржаньем,
Затмевал могучей статью.
И того коня испанец
Нагрузил двойною ношей:
Сел с ним вместе им плененный
Мавр, начальник конной сотни.
Всадники четыре шпоры
Скакуну в бока вонзили,
И ретивый конь понесся
Птицею четверокрылой.
Мавру скрыть не удавалось,
Что тоской он злой измучен:
Ноет грудь от жарких вздохов,
Слепнет взор от слез горючих.
И, оглядываясь часто,
В изумленье был испанец:
Тот, кто столь бесстрашно бился,
Ныне жалостно так плачет.
И тогда спросил у мавра
Он с участием учтивым:
Может быть, для этой скорби
Есть особые причины?
Тронутый его участьем,
Не отнекивался пленник,
И такими он словами
Вопрошавшему ответил:
«Доблестный военачальник!
Столь же добр ты, сколь отважен;
И мечом и добротою —
Покорил меня ты дважды.
Я рожден, — в тот год, в котором
Берберийцы вас разбили,—
От воинственного турка
И от знатной берберийки.
Вождь флотилии корсарской,
Мой отец погиб в сраженье;
С матерью, с ее родными
Рос я и мужал в Тлемсене.
И жила в соседстве с нами —
Мне, видать, для муки смертной
Девушка, чьи предки были
Знатные мелионезцы.
Отличалась и красою,
И жестокостью своею
Дочь песчаной той долины,
Где всегда плодятся змеи.
Так была она прекрасна,
Так уста ее алели,
Что цветущий луг весною
Был гвоздиками беднее.
Стоило в лицо ей глянуть —
Мнилось мне, что вижу солнце,
Волосы же обрамляли,
Как лучи, лик светоносный.
Так росли мы с нею вместе,
И Амур нас в детстве раннем
Уязвил стрелой, — однако
Нас по-разному он ранил.
Золотой стрелой во мне он
Верность породил и нежность,
В ней, свинцового стрелою, —
Гордость и пренебреженье.
Все призвал я красноречье,
Весь свой разум к соучастью,
Чтоб разжалобить жестокость,
С красотой прийти к согласью.
Но едва лишь я заметил,
Что смягчился нрав змеиный,
Как, тобою полоненный,
Должен кинуть край родимый.
Горьких слез моих причину
Знаешь ты теперь, испанец;
Можно ли не плакать, ставши
Жертвой стольких испытаний?»
Был испанец тронут этой
Злой печалью, мукой смертной,
Шаг он скакуна умерил,—
Так бы мавра скорбь умерить.

Караваджо. Лютнист.