Европейское воспитание

«Что я здесь делаю? — снова спрашивает себя рядовой Венигер. — По профессии я бакалейщик. Торгую деликатесами, солью и перцем. Я не торгую снегом!»

— Брр… брр… брр… — слабо стучат зубы рядового Вольтке.

Вдруг рядовой Грюневальд перестает ощущать свое тело. Он больше не может отличить его от снега, на котором сидит, — так, словно бы его плоть и снег, этот добрый русский снег, полностью перемешались и превратились в единое, бесконечно холодное вещество.

«Может, я снеговик, которого ребятишки слепили во дворе берлинской школы?»

Холод медленно ворует у него тело, с ним остаются только смутное сознание того, что он жив, да туманные, сбивчивые мысли, роящиеся в голове:

«А весной распускаются почки, и все вокруг зеленеет. Степь… На солнце тепло и хорошо. Черная земля… Царь… Волга, Волга… Святая Русь… „Интернационал“…»

Небо усеяно звездами, но это враждебные огни, сверкающие льдинки. «Скоро ты перестанешь мерзнуть!» — кричит чей-то голос в голове капрала Либлинга, в сорок градусов мороза. Сидящий рядом студент Карминкель удивлен до глубины души. И весьма обеспокоен. Там, где минуту назад пролегал белоснежный простор, теперь он видит господина профессора Куртлера, восседающего за кафедрой во всем грозном великолепии экзаменационного дня. Все это действо вызывает у студента Карминкеля стойкое отвращение. Он был призван на службу, едва начав готовиться к экзамену на степень бакалавра, и почти ничего не успел выучить. Он считает, что со стороны господина профессора Куртлера бесчеловечно вот так преследовать его посреди русских снегов.

«Кандидат Карминкель, — говорит профессор, — я экзаменую вас по географии». Он слегка свешивается через кафедру и тычет в Карминкеля указательным пальцем. «Посмотрим… что вы знаете о России?» Студент напрягает память, но не может вспомнить ничего, кроме смутных элементарных представлений. «Волга впадает в Каспийское море, — невнятно бормочет он. — В России проживает сто семьдесят миллионов человек». На ум приходят отдельные фразы, обрывки из учебника географии без начала и конца. «Украинские черноземы — одни из самых плодородных в мире. Россия простирается от Черного моря до Арктики…» Он внезапно останавливается: в голове пустота. Господин профессор Куртлер смотрит на него угрожающе: «Это все, что вы знаете о России, кандидат Карминкель?» Начинается снегопад. Он мгновенно превращает их в призраков и застилает звезды. Не видно ни зги, и все опасности кажутся реальнее. Рядовой Йодль видит русскую девушку — красивую русскую девушку со светлыми волосами. Приподняв сорочку и усевшись на снег, она снимает с себя подвязки и чулки. Похоже, ее вовсе не волнует смертельный холод, она встряхивает светлыми волосами и продолжает стягивать чулки, бесстыжая и теплая. С игривой улыбкой на губах рядовой Йодль спешит присоединиться к ней. Он быстро сбрасывает сапоги и раздевается, дрожа от возбуждения…

— Чертова… девчонка… шлюха, — задыхаясь, шепчет Штрассер.

Наполовину раздетый рядовой Йодль сидит на снегу. Снежинки сыплются все гуще и гуще. Двое мужчин снова начинают бороться, двигаясь, как обессилевшие пловцы. Но на сержанта Штрассера неожиданно нападают. Кто-то сзади ставит ему подножку, мертвой хваткой берет его за пояс и начинает неумолимо давить ему на грудь. Сержант Штрассер отпускает рядового Йодля, бросая его на произвол судьбы. Нечеловеческим усилием он вырывается из объятий и, пошатнувшись, поворачивается.

— Боже милостивый!

Теперь он все понимает. Перед ним исполинский снеговик с угольками вместо рта, носа и глаз. Точь-в-точь похожий на снеговиков, которых он сам когда-то лепил на тротуарах Мариенштрассе, но гораздо, гораздо больше: не видно даже, где он начинается и где заканчивается. Кавалер Железного креста сержант Штрассер не дрогнул. Теперь он знает, кто сбил с дороги его патруль. Как настоящий немец, он принимает вызов. Сжав кулаки, бросается в атаку, крича по германскому обычаю. Но великан испаряется. Он знает, каково драться с добрым немецким унтер-офицером, прошедшим долгую захватническую войну. Он испаряется. Воспользовавшись своим цветом и материалом, мгновенно прячется и спокойно ждет более благоприятного момента, чтобы напасть снова. Плотно сжатые кулаки сержанта Штрассера натыкаются на снег. Сержант наносит ему сильные, беспорядочные удары, катается по нему, охмелев от отчаяния, и осыпает его невыразимыми проклятиями.

«Так нельзя… я растрачиваю силы… Он только этого и ждет… В этом вся его тактика. Его проклятая русская тактика!»

В неподвижном воздухе весело кружатся бесформенные, неосязаемые снежинки. Воет волк.

«Этого ребенка нельзя там оставить…» — думает рядовой второго класса Шатц.

Он встает и начинает идти. Это дается ему с трудом. Он еще никогда не прилагал столько усилий для того, чтобы переставлять ноги.

«Это труднее, чем взбежать на колокольню Кёльнского собора, — с изумлением думает он. — Красная Шапочка… Я спасу ее».

Сержант Штрассер поднимает голову и видит во мгле рядового второго класса Шатца, ковыляющего к лесу в десяти метрах от него.

— Стоять! — кричит он.