Евроцентризм – эдипов комплекс интеллигенции

У Сервантеса Дон Кихот грубо вторгается в неизвестный ему мирок – «спасает» деревенского мальчишку от наказания хозяина и, довольный, уезжает. При следующей встрече мальчик бежит за ним и кричит: «Добрый сеньор, ради бога, никогда меня больше не спасайте!». Огромный философский смысл. А вот прекрасный американский фильм «Ранделл» – о том, как непутевого учителя назначили директором колледжа в поселке бедноты. В колледже – торговля наркотиками, проституция и поножовщина. Учителя нашли с подростками-бандитами компромисс – хулиганы не мешают учиться тем, кто хочет, а учителя не требуют от них присутствовать на уроках. Новый директор «поломал» этот порядок и кулаками загнал бандитов в классы. «По закону вы не имеете права выбирать учеников и обязаны учить всех до одного», – заявил он учителям.

В результате то большинство, которое хотело учиться, потеряло такую возможность, учительницу, поддержавшую директора, попытались изнасиловать и изуродовали, а ставшего на его сторону ученика повесили за ноги. И одна девчонка объяснила директору суть проблемы: больше половины жителей поселка – безработные, мы обучаемся выживанию именно в этой жизни, другой вы нам не дадите, но хотите отвлечь нас от этого необходимого обучения и заставить зубрить про Пипина Короткого. Но герой был непреклонен и с бейсбольной битой в руках, проламывая черепа, продолжал внедрять цивилизацию. На этом реалистичная часть фильма (изнасилования и расправы с «предателями») кончается и начинается гимн герою нашего времени в США. Он побеждает во всех драках (оставляя позади несколько трупов учеников) и ухитряется засадить в тюрьму самых нехороших. И какой контраст с Сервантесом. Мы видим прославление «цивилизатора», который грубо вторгся в хрупкую субкультуру своей собственной страны и, размахивая бессмысленными в этой субкультуре ценностями, разрушил в ней саму возможность даже такой жизни.

А как можно объяснить способ поведения целых государственных ведомств США в деле с сектой проповедника Кореша? Конечно, мракобесы – заперлись на ферме «Уако» и стали ждать конца мира. Полиция решила это мракобесие пресечь. Но как? Сначала в течение недели оглушая сектантов рок-музыкой из мощных динамиков (Кореш – фанатик рока, и эксперты решили, что он расслабится и отменит конец света). А потом пошли на штурм – открыли по ферме огонь и стали долбить стену танком. Начался пожар, и практически все обитатели фермы сгорели – 82 трупа. А через год суд оправдал всех оставшихся в живых сектантов – состава преступления в их действиях не было.

Такую безответственность и «свободу мысли и дела» мы увидали и в России – у нового поколения просвещенной номенклатуры. Да и у всей той части интеллигенции, которая с таким энтузиазмом поддержала эту номенклатуру, повторяя ее евроцентристские лозунги.

Глава 4 Евроцентризм в России: от мифа свободы – к новому витку тоталитаризма

Все выступления как отечественных, так и западных либералов основывались на требовании немедленно разрушить все «тоталитарные структуры». Это и выдает тоталитарное мышление – ведь обозвать противника можно по-всякому, важна именно нетерпимость к его существованию. Причем тоталитаризм наших либералов доведен до крайности, до некрофилии (в смысле Фромма) – получения наслаждения от вида разрушения любых структур, в пределе – наслаждения от саморазрушения.

Эта некрофилия, явно проявившаяся в начале века и ставшая, по мнению Фромма, предвестником фашизма (манифесты Маринетти), сегодня лишь нарастает. Это видно по кино и индустрии развлечений. В 30-е годы в американских комедиях было почти обязательным мерзкое для «отсталого» человека зрелище разрушения дорогого угощения («тортом – по морде»). Потом стали снимать столкновения автомобилей и самолетов. Сегодня гвоздь фильмов – зрелище катастроф, взрывов и пожаров. Модными стали гонки на огромных тракторах, давящих десятки автомобилей: хруст, треск, разлетаются куски.

Фромм задается вопросом: «Является ли некрофилия действительно характерной для человека второй половины ХХ века в Соединенных Штатах и других столь же развитых капиталистических или государственных обществах? Этот новый тип человека, конечно, не интересуется ни фекалиями, ни трупами; на деле, он даже чувствует такое отвращение к трупам, что делает их более похожими на живых, чем покойники были при жизни… Он делает нечто более важное. Он переключает свой интерес с жизни, с людей, с природы, с идей… одним словом, со всего живого; он превращает всю жизнь в вещи, включая себя самого и проявления своих человеческих способностей думать, видеть, слышать, желать, любить» [19, с. 347].

Вчитайтесь в эту сентенцию демократки Валерии Новодворской, которая является, несмотря на всю ее гротескность, важной частью демократического истеблишмента: «Свобода – это гибель. Свобода – это риск. Свобода – это моральное превосходство… Может быть, мы сожжем наконец проклятую тоталитарную Спарту? Даже если при этом все сгорит дотла, в том числе и мы сами…» [5].