Евсения

— Потому что… — бросила я потерянный взгляд на Храна, но поддержки оттуда не дождалась. Хотя, на что вообще надеялась? — Так захотела хозяйка, — выдала я чистую правду. Стах же склонил набок голову:

— Так вы — не хозяйка «Адьяны»?

— Нет.

— А в Тинарре вы когда-нибудь бывали? — произнес он, внимательно глядя мне в глаза.

— Не-ет.

— Никогда?

— Никогда.

— И…

— Я вас не помню. То есть, не знаю, — уже не надеясь дожить до конца этой пытки, выдохнула я, чем привлекла к себе еще больший его интерес:

— Угу, — прищурился на меня Стах. — Та матья сас тэлия, то стифос. Ки о оневеромаи плерон на туси гнорисэтэ…

— Пошел… вон… отсюда, пошляк.

Мужчина, не отрывая от меня глаз, сделал пару шагов назад, а потом, резко развернувшись, вышел на улицу. Следом за ним лавку молча покинул Хран.

Я же рухнула на пол прямо под прилавок. И, обхватив руками лицо, завыла. И что делать дальше, совершенно не приходило мне в голову. Потому что я, в очередной раз в своей жизни, почувствовала себя загнанной в ловушку. И самым страшным сейчас было осознание того, что главной ловушкой была я сама. Потому что до сих пор принадлежала только Ему. Целиком и полностью. До кончиков своих стриженных волос, до самого тихого вздоха, я все это время была Его…

ГЛАВА 12

В этот раз сумка получалась гораздо объемнее. Да и собирала я ее, не сказать, чтоб, во вменяемом состоянии, но, собою владела больше. Да, сумка получалась… И еще платье не забыть с туфлями, что у тетки Свиды в шкафу. И коробку с бусинами сунуть туда же… Вот только…

— Любоня.

— Нет, и даже не думай! — плотнее обхватила она руками мою объемную сумку. И сдвинулась дальше по диванчику. — Сначала, выслушай, хотя бы.

— И даже не надейся, — сквозь зубы процедила я. — Предательница. Шантажистка. Да как ты вообще могла, за моей спиной? «Чёй-то меня с утра лихотит. Я отбегу за порошком к своему лекарю», — скривясь, изобразила я «утреннюю» Любоню. — Лиходейка балаганная. А, ну, сумку мне, живо!

— А ты знаешь, что он Фрону близко к себе не подпускает?!

— Раньше надо было капкан у кровати ставить!

— А ты знаешь, что он ночами лунатит и под твоим окном дворцовым в таком состоянии торчит?

— То есть…

— А ты знаешь, что он у Феофана все книги по древним языкам перерыл, потому как понять не может, что значит «Понеже ты, кмет, нахвальщик» и откуда ему это в голову пришло? А ты знаешь, что плохо ему, пусто на душе, невесть отчего? Ты все это предполагала, когда свою «пелену» на него накидывала?

— Да откуда же я… — потрясенно опустилась я рядом с Любоней, на что та среагировала удвоенным красноречием:

— «Да откуда же ты». Конечно, ты в тот момент думала лишь о том, как бы поскорее этот узел разрубить. А на его развязывание у тебя ни ума, ни желания не хватило. Ты и себя чуть не угробила, и его на тоску непонятную обрекла. Да. Мы с Храном давно начали связь поддерживать. Потому как он, после разговора с Макарием, сразу рванул тебя искать. И нашел.

— Когда?

— Через два дня после твоего здесь появления. Но, мы с ним тогда решили, что лучше пока все оставить, как есть. Тем более, после консультации с Абсентусом.

— И Абсентус тоже?

— Угу, — хмуро кивнула Любоня. — Он нам и объяснил, что для любого процесса необходимо время. И если связь между вами была непрочной, правда, он как-то по-другому выразился… да, ладно. В общем, может быть, и у Стаха и у тебя все само собой «затянется». Пустоты ваши в душах. Хран вернулся в Тинарру и мы с ним начали переписываться. А к концу зимы оба поняли, что ничего лучше не станет. И хоть Абсентус и предупреждал нас, что заклятие твое — надежное и снять его даже ты уже не сможешь, мы решили… В итоге, случай сам собой подвернулся. Хран мне через надежного человека передал, что они со Стахом и парой сопровождающих едут на какую-то, не совсем легальную встречу, недалеко от нас — в Лучах. Остальное ты сама знаешь.

— Знаю, — глухо отозвалась я. — Значит, вы решили, что если нельзя ему память вернуть, то надо нас по второму кругу пустить? Все с самого начала?

— Ну, Абсентус сказал, что при «сопутствующих ассоциативных факторах», это он, видно, лавку мою имел в виду и твой «смутный образ», Стах, вполне вероятно, сам сможет кое-что вспомнить. К тому ж, слова пророчицы, — глубоко вздохнула подруга.

— Это ты про «вечное» между нами притяжение?.. Ну, тогда, вспомни еще и другое ее пророчество… Любоня.

— Ась.

— Я не хочу по второму кругу. У нас с ним нет будущего. Оно закрыто. Ну, или перерублено, как тебе угодно.

— Но, ведь, ты его до сих пор любишь?

— Да. Я его до сих пор люблю. И сегодня, когда его увидела… с этим ободком на волосах. Он его раньше никогда не носил. И глаза. Они тоже изменились. Будто в черноту капнули воду. Но, это по-прежнему — его глаза…

— Ну, что ж… — скривилась Любоня. — Раз ты так для себя решила, беги, подруга. Спасайся от своей судьбы. Только… подай мне сначала мой порошок. Он — в ридикюле. Мне ведь, действительно, с утра… — повело ее, вдруг, прямо с диванчика, в обнимку с моей сумкой.

— Любоня!