Эвтаназия

Вот это поворот! Интересно, если я сейчас выберу второй вариант, она достанет приворотное зелье или как? Я решила не рисковать.

— Хочу избавиться, — твердо ответила я. — От зависимости.

Татьяна сделала еще глоток:

— Вы одна живете?

Вопрос мне не понравился. Вспомнилась Марина Савушкина, которая жила одна, ходила к этой самой Татьяне, а потом просто исчезла, не оставив даже записки.

— Живу одна, но родители заезжают через день. — Такой вариант ответа показался мне наиболее безопасным: я не сильно грешила против истины, но в то же время давала понять, что, случись со мной что-то непредвиденное, тревогу забьют почти мгновенно.

— У вас есть домашние животные? — продолжала допытываться Татьяна.

А это-то ей зачем знать? Я уже хотела было сказать, что животных у меня нет, как вдруг вспомнила, что в ближайшие пару недель на моем попечении находится Султан. Пришлось сказать, что таки да, одно животное у меня есть.

— Собака? — продолжила допрос (а это уже никак не походило на мирную беседу врача и пациента) Татьяна.

— Кот у меня, — ответила я.

— Это хорошо, — подвела итог Татьяна.

— Почему? — удивилась я.

— Потому что ваши родители, конечно же, не откажутся присмотреть за котом во время вашего отсутствия.

— Моего отсутствия? — От неожиданности я как эхо повторила за ней последние слова.

— Да, в то место, куда я хочу предложить вам поехать, с животными нельзя.

— Без кота никуда не поеду, — твердо заявила я. — Мы с ним живем душа в душу. Он без меня скучать будет.

Татьяна как-то странно на меня посмотрела, встала и вышла в коридор. Я не успела сделать пару глотков, как она вернулась и объявила, что «ей удалось договориться» и что меня «примут там даже с животным». Я ошалела от такого напора, ведь пока было озвучено только ее предложение, а вот я — я-то еще не дала согласия ехать в неизвестное место. Однако же демонстрировать чудеса здравого смысла сейчас было бы неуместно. Находящийся в депрессии человек, чье «психическое состояние» обрисовывает жутковатая рожа на пятой ступеньке под чертой, не способен логически мыслить. Такой человек живет только и исключительно эмоциями, причем эмоции сплошь отрицательные. И конечно же, такой человек должен хвататься за соломинку и соглашаться ехать куда угодно, лишь бы не допустить «самого страшного» — доведения своей психики до состояния, описываемого рожей с высунутым языком и закатившимися глазами. Но все же какие-то вопросы мог задать и депрессивный человек.

— Это санаторий?

Татьяна взяла со стола пачку, заглянула в нее, вытащила последнюю сигарету и закурила:

— Ну, что-то вроде того.

— Сколько стоит пребывание? — продолжила я.

Этот вопрос прозвучал вполне естественно: если с меня берут сто евро за два часа бестолковых разговоров на захламленной кухне, то страшно представить, сколько могут содрать за проживание в каком-то таинственном «месте», где, наверное, еще и кормить будут.

Татьяна выпустила струйку дыма и заговорила с интонациями «сейлз-менеджера»:

— Первая неделя — пребывание бесплатно. Через неделю вы сами решаете, помогает вам лечение или нет. Если вы считаете, что результата нет, то просто уезжаете. Если вы видите позитивную динамику, то заключаете договор и продолжаете лечение.

— Бесплатно? — Я решила, что надо все же слегка удивиться. — Неужели так бывает?!

— Представьте себе, бывает, — ответила Татьяна. — Есть еще люди, которым небезразличны чужие судьбы.

Я вспомнила, как она заставила меня ждать на лестничной клетке, и подумала, что на великого гуманиста Махатму Ганди Татьяна мало похожа. Люди «небезразличные» вряд ли держали бы перед запертой дверью человека, у которого теоретически могут быть серьезные проблемы. А если бы я от отчаяния бросилась из окна, не выдержав последних минут ожидания? «Гуманистке» Татьяне такая мысль в голову не пришла, что сильно подрывало веру в ее бескорыстное радение о судьбах человечества. Но это я подумала про себя, а вслух сказала совсем другое:

— Я согласна. — Для убедительности я несколько раз кивнула.

— Вот и хорошо, — сразу обрадовалась Татьяна. — Сейчас я вам напишу адрес.

Она опять метнулась в коридор и вернулась с листком бумаги.

— Вы на машине поедете или надо расписывать, как туда добираться на электричке?

— Электричке? — переспросила я. — Так это что, далеко?

— Что вы, — махнула в мою сторону рукой Татьяна, — километров сорок от Москвы. За час доедете.

Я допивала чай и смотрела, как она старательно рисует схему проезда.

— Вот, — она протянула мне рисунок. — Я на всякий случай вам не только написала, но и нарисовала, как ехать. Если все же вы вдруг заблудитесь, позвоните вот по этому номеру.

— Кого спросить? — поинтересовалась я. — Или там любой ответит?

— Спросите… Лиховец Евдокию Петровну.

— Евдокию? — Я слегка обалдела. — Имя какое… редкое.

— Да и сама Евдокия Петровна женщина редкая. Можно сказать, уникальная, — уверила меня Татьяна и взглянула на часы.

Я поняла намек и тоже посмотрела на часы:

— Кажется, мы засиделись…

Я достала из сумки кошелек, вытащила сто евро и положила купюру на стол. Татьяна понимающе кивнула.

— Когда вы собираетесь туда ехать?