Эвтаназия, или Путь в Кюсснахт

Среди тех, кто приехал на «историческую родину» было много художников, писателей и поэтов. Талантливых и не слишком. С 70-х по 90-е годы они наводнили Израиль и с надеждой смотрели «на единственный хороший» местный русский журнал. Если в присылаемых рукописях Рува замечал хотя бы искорку подлинного дара, то тут же звонил автору и говорил что-нибудь вроде: «С вашим появлением полку талантов в наших палестинах прибыло. Добро пожаловать!» После такого напутствия сочинитель взмывал на седьмое небо. Даже среди откровенной дребедени Рува умудрялся найти рассказ или 2–3 стиха, которые выглядели сносно, и печатать их было не стыдно. Выуживанием текстов он не ограничивался, постоянно возился с авторами. Он предлагал, советовал, правил и переписывал рукописи, стремясь превратить неудобоваримый текст в читабельный, средний — в хороший, а хороший — в блестящий. Часто меняя их до неузнаваемости. И, если честно, Рува мог бы с полным правом ставить под такими ожившими опусами свое имя.

Однако найти или вылепить своими руками интересных авторов — это лишь полдела. Рува совершил нечто большее — создал русскую культурную среду, хотя мало кто верил, что это возможно в нашем милом, но провинциальном Израиле. В поисках пищи духовной взоры привычно обращались к России или к эмигрантским изданиям Европы и США. И вдруг оказалось, что удовлетворить страсть к хорошему чтению и обрести пищу для ума можно и здесь — прямо по месту жительства. Благодаря журналу публика открыла помимо поэтов и писателей еще и отличных эссеистов, публицистов, а, пожалуй, что и мыслителей. И все это — заслуга Рувы. Поговаривали (и не зря), что некоторыми из этих мыслителей был он сам. В лучшей рубрике журнала «Трибуна» публиковались материалы на любые темы, лишь бы они были оригинальны, остры и хорошо написаны. Рува всегда питал слабость к мистификациям и розыгрышам, а потому нередко печатал там под псевдонимом собственные заметки, как он их называл. И тут же под другим псевдонимом давал первому автору гневную и не менее блестящую отповедь. Рува с Анной немало веселились, наблюдая, как ломаются копья по поводу такой полемики.

Каждый номер журнала (поистине, сизифов труд!) Рува готовил один. Помощников у него не было, если не считать Анны. Только с ней он обсуждал свои планы. Да, в его окружении были люди куда умнее, образованнее и тоньше. Ей было удивительно и лестно, что именно она, столь далекая от журнального дела, оказалась его единственным, пусть и неофициальным, советником.

Уже после выхода первых номеров журнал если не по объему (он был раза в два-три тоньше), то по качеству стал успешно конкурировать с толстыми журналами метрополии. Так что печататься в нем стало не зазорно даже маститым литераторам. Сначала, эмигрантам — Аксенову, Коржавину, Некрасову, а когда началась перестройка — и советским писателям.

Теперь уже смело можно сказать, что именно этот журнал оказался главным культурным достижением русских израильтян, начиная с 70-х годов и по сию пору. Выпуск каждого нового номера отнимал у Рувима безумно много времени, но он не жаловался, ибо был увлечен своей работой. Многие находили, что это и есть его истинное призвание.

Вскоре, помимо журнала и еженедельных газетных рубрик, на Руву была возложена еще одна «почетная» нагрузка. Упомянутые выше благодарные авторы, обретя некоторую известность, начали устраивать свои творческие вечера. И просили Руву, чтобы именно он сказал о них несколько добрых слов. Он никогда не отказывался, аудиторию чувствовал прекрасно, за словом в карман не лез, мгновенно реагировал на самые неожиданные реплики из зала. Вскоре организаторы любых культурных мероприятий стремились залучить его в ведущие. Эти вечера (а они происходили не реже 2 раз в неделю) отнимали у него время, зато добавляли популярности. Вот и получилось, что Рува стал непременной частью здешнего культурного пейзажа.

* * *

После той их прогулки по Старому Городу Анна и Рувим виделись все чаще. И настал день, когда она пусть и чувствовала себя Золушкой, но не той — из начала сказки, а той, что на балу, когда принц ее приметил. И даже позже — когда он собственноручно надел ей хрустальный башмачок. Пусть новоявленной Золушке должно было стукнуть 44, и носила она башмачки 39-го размера. Это ведь мелочи! Главное, что все невозможное сбывалось, сбывалось… Как в сказке.

Никто, ни один человек такого поворота событий не ожидал. Все твердили одно и то же — мезальянс! Как-то раз Анна передала Руве случайно подслушанный разговор на эту тему. Он рассмеялся и спросил:

— Ты видела мультфильм «Мой зеленый крокодил»?

— Нет, не видала…

— Стоит посмотреть, — заверил ее Рувим. — Там главная героиня — прекрасная корова. С длиннющими ресницами. И вот ее полюбил плюгавый такой крокодил. Правда, он был поэт. И у них случился роман. Когда корова шла мимо болота, оттуда выныривали бегемоты и прочая живность, и, увидев ее, говорили: «Не понимаем. Вы такая красивая корова, а он такой… зеленый-зеленый»…